Филип был уверен, что Джордж пришел в этот мир, чтобы
осложнять его жизнь и расстраивать любовные дела: во время редких и робких
попыток его общения с противоположным полом непременно откуда-то возникал
Джордж, готовый дать старшему брату квалифицированный совет. Джордж никогда не
смущался в окружении девиц — да и вообще нигде. Даже на корабле, который
вот-вот собирался отчалить, Кэт и Бертрам на каждом шагу натыкались на
приветствия знакомых их среднего сына… «О, вы родители Джорджа!» И Кэт
внутренне сжималась, думая, что он еще натворил такого, Бертрама только
забавляли веселые проделки мальчишки.
Самой застенчивой была их малышка Алексис, с огромными
голубыми глазами и копной светлых волос. У всех остальных детей были темные
волосы и синие глаза, как у Кэт и Берта, а Алексис же так и светилась, ее
волосы на солнце казались почти серебристыми. Можно было подумать, что ангелы
наделили Джорджа озорством и неиссякаемой фантазией, а Алексис — необычной
внешностью и изяществом. Куда бы она ни приходила, все обращали на нее внимание
и удивлялись, какая она хорошенькая. Алексис была маминой «малышкой» и папиной
«дочуркой» и обычно только с ними и общалась, счастливо проводя дни в кругу
семьи. Очень тихая и неразговорчивая, она могла часами гулять в саду и плести
венки для обожаемой мамы.
Ее родители были всем для нее, хотя и Эдвину Алексис тоже
очень любила. Эдвина — не то что четырехлетняя Фрэнсис, Фанни, как все звали
ее, с кругленькими щечками, пухленькими ручонками и крепкими ножками, чья
улыбка могла растопить любое сердце, особенно отцовское. У нее, как и у Эдвины,
были голубые глаза и блестящие черные волосы. Фанни была поразительно похожа на
отца и лицом, и добрым характером, она всегда улыбалась и всем была довольна,
как и карапуз Тедди, которому было два годика. Он только-только стал говорить и
начал познавать мир, с любопытством оглядываясь по сторонам широко раскрытыми,
словно удивленными глазенками. Он любил убегать и заставлять Уну ловить его.
Это была его няня, милая ирландская девушка, покинувшая родину в четырнадцать
лет. Кэт считала, что им очень повезло с няней, и благодарила судьбу, которая
свела их случайно в Сан-Франциско. В свои восемнадцать лет Уна умело
управлялась с детьми, она даже укоряла Кэт, что та слишком балует маленького
Тедди, и Кэт со смехом соглашалась: время от времени она всем им потакала,
потому что ужасно их любила.
Что больше всего поражало саму Кэт, так это то, какими
разными были ее дети — каждый со своим характером и особенностями. Различны
были их взгляды, стремления, даже отношение друг к другу… от пугливой
застенчивости Алексис, основательности Филипа до абсолютного отсутствия всего
этого в Джордже. Кэт с нежностью подумала об Эдвине, всегда такой доброй и
чуткой, думающей обо всех, кроме себя. Теперь Кэт отрадно было видеть, как
Эдвина влюблена в Чарльза. Она заслужила счастья. Много лет она была маминой
правой рукой, и вот пришло время и ей стать хозяйкой в собственном доме.
Радость Кэт была омрачена тем, что Эдвина должна жить с
мужем в Англии. Уже второй раз в ее жизни дорогой человек уплывал к чужим
берегам. Оставалось только надеяться, что жизнь ее дочери сложится счастливее,
чем у Лиз, ведь Чарльз, слава богу, совсем не похож на Руперта. Чарльз был
привлекательным, умным и добрым, и Кэт надеялась, что он станет чудесным мужем
для ее Эдвины.
Они договорились встретиться с Чарльзом утром в порту в
Саутгемптоне. Он напросился с ними в Штаты отчасти потому, что не мог даже
думать о разлуке с Эдвиной на целых четыре месяца, и еще потому, что Берт
предложил считать это плавание как бы свадебным подарком. Они поплывут на новом
корабле в его первый рейс.
Все были страшно возбуждены предстоящим путешествием.
А пока они все еще сидели в столовой Хавермура Мэнора, и
Алексис начала громко смеяться, когда Джордж ей что-то шепнул и выдохнул
облачко пара в холодный воздух. Бертрам тоже засмеялся вслед за детьми, но тут
наконец Руперт встал из-за стола, что послужило сигналом об окончании обеда.
Старший Уинфилд обошел стол, чтобы на прощание пожать руку
хозяину дома. Было видно, что Руперту жаль расставаться с ним. Ему нравился
Берт, он привык и к Кэт, хотя к их шумным, дурно воспитанным детям относился,
мягко говоря, сдержанно.
— Спасибо за гостеприимство. Мы чудесно провели у вас
время, Руперт. Приезжайте теперь к нам в Сан-Франциско, — сказал Бертрам.
— Боюсь, это мне не по силам.
Было решено, что Лиз отправится в Сан-Франциско вместе с
родителями Чарльза. И она не могла дождаться этого дня и радовалась, что Руперт
отпустил ее. Она уже купила себе к этому случаю платье, выбрав его вместе с Кэт
и Эдвиной.
— Но все же, если сможете, приезжайте. Мужчины опять
пожали друг другу руки. Руперт, казалось, серьезно расстроился по поводу
отъезда гостей.
— Непременно напишите и подробно расскажите про
корабль. Это, должно быть, нечто грандиозное.
На мгновение Руперт даже позавидовал им. Однако Лиз в данном
случае не была солидарна с мужем: ее тошнило от одной мысли о любом пароходе, и
воспоминание о волнах, ветрах и качке портило ее мечты о предстоящем
путешествии.
— Ты напишешь об этом плавании статью в свою
газету? — спросила она Бертрама.
Берт лишь улыбнулся в ответ: он почти ничего не писал для
собственной газеты, кроме тех редких статей на сильно взволновавшие его темы,
когда уже не мог сдержаться. Но, помолчав немного, он все-таки признался:
может, и напишет.
— Тогда я пришлю вам экземпляр, — пообещал он.
Руперт обнял Берта за плечи и проводил до дверей, пока
Эдвина и Кэт собирали младших детей и умывали их перед дорогой.
Занималось утро, солнце только что взошло, и Уинфилдов
ожидала трехчасовая поездка до порта. Они должны были разместиться в трех
машинах, прихватив с собой лишь ручную кладь. Весь остальной багаж был
отправлен накануне в Саутгемптон и уже дожидался хозяев в каютах.", Дети
быстро забрались в машины: Эдвина, Филип и Джордж, который требовал посадить
его непременно рядом с шофером, — в первую, Уна с маленьким Тедди ехали в
другой. Кэт с Бертрамом и Алексис расположились в собственном автомобиле
Руперта — «Серебряном призраке».
Лиз вызвалась было поехать с ними, но Кэт отговорила ее:
очень уж долгая дорога и слишком грустное возвращение домой в пустой машине.
Они ведь расстаются ненадолго и увидятся через четыре месяца.
Женщины обнялись, и Лиз долго не отпускала сестру, сама не
зная, почему ее сердце сжимается от необъяснимой тревоги.
— Ну, всего вам хорошего… Я буду страшно скучать…
Лиз было тяжело оттого, что сестра уезжает, ей казалось: еще
одного расставания она просто не вынесет. Лиз снова обняла Кэт, и та
засмеялась, поправляя элегантную шляпку, купленную ей Бертом в Лондоне.
— Не успеешь оглянуться, как наступит август,
Лиз, — нежно прошептала Кэт сестре, — и ты опять будешь дома.
Она поцеловала Лиз, а потом легонько оттолкнула и посмотрела
на нее, жалея, что сестра выглядит такой расстроенной. Из-за этого она опять
вспомнила, что Эдвина уедет в Англию после свадьбы, и оставалось только
молиться, чтобы жизнь дочери сложилась счастливее, чем у сестры.
