— То есть я хотел… я имел в виду… Эдвина улыбнулась
ему:
— Я догадываюсь, что ты хотел.
Она принадлежит им… они не хотят, чтоб она выходила замуж.
Она их собственность до тех пор, пока не умрет или не станет им больше нужна.
Эдвина понимала это и ничуть не обижалась на эгоизм братьев и сестер.
Странно, думала Эдвина, почему родители имели право
принадлежать друг другу, а она, как считают дети, должна любить только их. Даже
Филип так думает. Он имеет право уехать учиться, а она останется здесь, с
детьми, и будет его ждать.
— Если б я любила его, то что бы изменилось? Ведь я б
не стала вас меньше любить, — попыталась объяснить Эдвина, но Филип
недоверчиво смотрел на нее. Она поняла, что он еще ребенок, хоть и едет в
Гарвард, и поцеловала его. — Не волнуйся так. Я всегда буду здесь. —
Те же слова она произнесла, когда умерла мама:
— Я люблю вас… не бойтесь… я всегда буду здесь…
Спокойной ночи, Филип, — прошептала она, когда они подошли к домикам, и он
с улыбкой посмотрел на нее. Он очень ее любил, и все дети тоже.
Она теперь опора, как раньше мама с папой. А они ее надежда,
ее жизнь… А на полке лежит свадебная фата, которую никогда не наденет… А на
пальце сверкает обручальное кольцо Чарльза.
— Спокойной ночи, Эдвина. Она улыбнулась и закрыла
дверь, стараясь вспомнить, было ли когда-нибудь все иначе.
Глава 15
Все Уинфилды еле поместились в купе Филипа. Провожать его
пришли, кроме братьев и сестер, Бен, миссис Барнс, друзья Филипа и два его
любимых учителя. Сегодня у Филипа знаменательный день: он едет в Гарвард.
— Ну, будь умником, ладно?
Эдвина суетилась, как наседка. Она тихо спросила Филипа,
спрятал ли он деньги в пояс. Филип усмехнулся и взъерошил свои аккуратно
причесанные волосы.
— Перестань! — прикрикнула Эдвина, и Филип
отвернулся и стал разговаривать с приятелями.
Эдвина болтала с Беном, одновременно следя за Джорджем,
который все пытался вылезти в окно. Она не увидела Алексис и жутко испугалась,
вспомнив, как та уже однажды пропадала, но потом обнаружила ее рядом с миссис
Барнс, печально глядящую на покидающего их брата. Фанни уже отплакалась
накануне вечером, и даже маленький Тедди грустил из-за отъезда Филипа.
— А я тоже поеду? — с надеждой спросил он, но
Филип покачал головой и посадил его к себе на плечи. Тедди, весело смеясь,
старался дотянуться до потолка, а Эдвина прижимала к себе грустную Фанни.
Всем было очень тяжело расставаться с Филипом, но Эдвина
напомнила ему, как бы им гордился отец, и поэтому он должен хорошо учиться,
чтобы оправдать его надежды.
— Ты уже никогда не будешь таким, как сейчас, —
попыталась объяснить Филипу Эдвина, но он не очень понял, что она хочет
сказать. — Ты отправляешься в большой мир и вернешься другим человеком. Мы
покажемся тебе такими старомодными и провинциальными. — Такое, конечно,
могло случиться, но Эдвине хотелось верить, что подобное не произойдет с их
Филипом. — Я очень-очень буду по тебе скучать, — повторила Эдвина, но
она обещала себе не плакать и не огорчать Филипа. Много раз он говорил, что
останется и будет ей помогать, но Эдвина хотела, чтобы он продолжил учебу. Он
имеет на это право, как и папа, и еще раньше дед.
— Ну, в добрый час, сынок, — Бен пожал Филипу
руку.
— Посадка закончена! — закричал кондуктор. Филип
попрощался с друзьями, пожал руки учителям и наклонился, чтобы поцеловать
детей.
— Будь умницей, Фанни, и слушайся Эдвину.
— Буду, — серьезно ответила та, и две больших
слезы скатились по ее щекам. Больше года он был для нее скорее отцом, чем
старшим братом. — Пожалуйста, приезжай скорей…
В пять с половиной лет у нее уже выпало два зубика, и это
придавало забавное выражение ее личику. Она была чудесной малышкой, и
единственное, чего она хотела, это жить дома с братьями и сестрами. Однажды
Фанни заявила, что хочет быть мамой и больше никем. Она будет шить, готовить, и
у нее будет четырнадцать детей. Больше всего на свете она мечтает о том, чтобы
жить в своем доме, уютном и красивом.
— Я скоро вернусь, Фанни… Я обещаю…
Филип еще раз поцеловал ее и повернулся к Алексис. Они молча
смотрели друг на друга. Филип и без слов знал, как она его любит. Алексис
маленьким добрым духом вплывала в его комнату, принося ему булочки и молоко,
когда он допоздна засиживался над книгами, она делилась с ним всем, что у нее
было, потому что любила его.
— Не волнуйся, Лекси… Я люблю тебя… я вернусь, честное
слово…
Но все знали, что для Алексис подобные обещания уже ничего
не значат. Она все еще сидела иногда в комнатах родителей, словно надеялась их
там увидеть. Ей исполнилось семь, но боль утраты не утихла, и отъезд Филипа,
как опасалась Эдвина, гораздо сильнее заденет Алексис, чем остальных детей.
— А ты, медвежонок Тедди, будь хорошим мальчиком и не
ешь много конфет.
На прошлой неделе малыш в одиночку разделался с целой
коробкой, и потом у него ужасно болел живот. Тедди виновато засмеялся, и Филип
осторожно снял его с плеч.
— Пока меня не будет, ты в доме старший мужчина, —
сказал он с улыбкой Джорджу.
— Па-а-садка закончена! — снова закричал
кондуктор, и Эдвина едва успела прижать к себе Филипа и шепнуть ему на ухо:
— Я люблю тебя, мой хороший. Возвращайся скорей и
вспоминай нас. Мы всегда будем ждать тебя дома… будем ждать твоих писем…
— Спасибо, Винни… спасибо, что позволила мне поехать.],
я сразу же приеду, если понадоблюсь тебе.
Она кивнула, не в силах произнести ни слова.
— Я знаю, — сказала она, справившись с собой, и
снова обняла его, и вспомнила о тех, с кем так и не успела попрощаться тогда,
на пароходе.
Она не выдержала и заплакала, спускаясь на платформу. Бен
помог ей сойти и обнял, утешая, за плечи.
Поезд тронулся. Филип долго махал им платком. Фанни и
Алексис безутешно плакали всю дорогу домой. Одна громко всхлипывала, у другой
по щекам медленно катились слезы.
Дом как-то сразу притих и опустел из-за того, что в нем не
стало Филипа. Бен ушел, проводив их до ворот, и все печально разбрелись по
комнатам. Спокойный немногословный Филип так много значил в жизни каждого из
членов семьи, что трудно было представить себе теперь, как они обойдутся без
него.
Вечером Фанни помогла Эдвине накрыть на стол, в то время как
Алексис безучастно сидела, уставившись в окно. Она ни с кем не разговаривала,
думала только о Филипе. Джордж играл с Тедди в саду, пока Эдвина не позвала их
за стол. В тишине все уныло ковыряли свое любимое блюдо — жареных цыплят.
Эдвина прочитала молитву и попросила Джорджа разрезать
цыпленка.
— Теперь ты у нас хозяин в доме, — сказала она, и
Джордж, проткнув цыпленка, лихо отрубил крыло, как будто в руках у него был
кинжал. В тринадцать лет он еще не утратил любви ко всем смешным, как он
считал, проделкам. — Спасибо, Джордж, если ты намерен продолжать в том же
духе, то лучше я сама.
