— Может, ты и прав. Но, с другой стороны, твой брат такой
красивый парень… — Она улыбнулась Джорджу, и он презрительно пожал плечами.
На обратном пути Джордж, задумчиво глядя на сестру, сказал:
— Эдвина, ты не сочтешь меня предателем, если я, когда
вырасту, не стану работать в газете? Она страшно удивилась.
— Нет, конечно, но почему, Джордж?
— Не знаю… Просто, по-моему, это скучно. Филипу
подобная работа больше подходит… — Он казался таким серьезным, что Эдвина
невольно улыбнулась. Все еще мальчишка, а несколько месяцев назад и вовсе был
неуправляемым. Но за последние дни как-то повзрослел, а теперь вот заявляет,
что не хочет работать в газете.
— А что, по-твоему, подходит тебе?
— Не знаю… — Джордж в нерешительности посмотрел на
сестру и признался:
— Когда-нибудь я хотел бы снимать фильмы.
Эдвина в изумлении уставилась на него, но потом поняла, что
он говорит серьезно. Однако идея была такая неожиданная, что она невольно
рассмеялась. Джордж, не обращая внимания на ее смех, принялся горячо
расписывать ей, как это увлекательно, и рассказывать про фильм с Мэри Пикфорд,
который он недавно видел.
— А когда это ты успел? — Она не помнила, чтобы
разрешала ему ходить в кино, но он только ухмыльнулся.
— Да недавно. Ушел с занятий и отправился в кино.
Эдвина с укором посмотрела на него, а потом оба
расхохотались.
— Ты неисправим.
— Ага, — довольно сказал Джордж, — но
сознайся… ты же меня любишь именно таким.
— Я этого не говорила.
Эдвина села за руль, и они поехали домой, болтая о жизни, о
фильмах, по которым сходил с ума Джордж, об их газете. Когда они остановились у
дома, она повернулась к Джорджу и спросила:
— Ты ведь это серьезно говорил, да? — Разве может
он думать о чем-либо всерьез? Не детские ли это мечтания?
— Да, серьезно. Я собираюсь этим заняться в
будущем. — Джордж радостно улыбнулся: она была ему не только сестрой, но и
лучшим другом, которому можно доверить даже секреты и сокровенные мечты. —
Я буду снимать кино, а Филип руководить газетой. Вот увидишь.
— Надеюсь, что хоть один из вас будет все-таки
заниматься газетой, а то чего ради я тогда с ней вожусь…
— Ты всегда можешь ее продать и получить кучу
денег, — оптимистично заявил Джордж, но Эдвина слишком хорошо понимала,
что все не так-то просто.
С газетой уже сейчас возникли кое-какие проблемы. Если бы ее
возглавлял опытный издатель, такого бы не случилось. Однако газету нужно
сохранить, пока Филип не закончит Гарвард, хоть эти три года и казались Эдвине
слишком долгим сроком.
— Ну, хорошо прокатились? — широко улыбнулся им
Филип, когда они вышли из машины.
Тедди спал в гамаке под деревом, а Филип разговаривал с
Фанни и Алексис.
— И о чем вы тут беседовали? — весело спросила
Эдвина, а Джордж пошел переодеться: он собирался на рыбалку.
— Мы вспоминали, какая красивая была мама, —
ответил Филип.
Алексис выглядела счастливее обычного: она могла бесконечно
слушать о маме и часто по ночам, когда она приходила в кровать к Эдвине,
заставляла старшую сестру часами рассказывать о матери. Воспоминания были
тяжелы для старших, но для маленьких родители как бы вновь оживали. Тедди,
например, обожал слушать всякие истории про отца.
— Почему они умерли? — спросил он как-то Эдвину, и
она ответила единственное, что могла придумать:
— Потому что бог их очень любил и забрал к себе.
Тедди кивнул, а потом, тревожно нахмурившись, продолжил:
— А тебя он тоже любит, Эдвина?
— Не так сильно, котенок.
— Это хорошо.
Тедди удовлетворился этим ответом, и они перевели разговор
на другую тему. Эдвина с грустью посмотрела на брата: он был слишком мал, когда
умерли родители, и его память не сохранила воспоминаний о них. Но Алексис все
еще помнила их, и Фанни тоже. Прошло уже больше двух лет, и боль утраты
чуть-чуть ослабла. Даже у Эдвины.
— Ты сегодня покупала газету? — спросил Филип, но
Эдвина ответила, что у нее не было времени, и он сказал, что купит по дороге к
Бекки.
Филипа очень взволновало убийство наследника
австро-венгерского престола, он не раз говорил, что это событие будет иметь
гораздо большие последствия, чем думают. Он увлекся политикой в последний год и
решил, что, когда вернется в Гарвард, начнет серьезно изучать политологию.
Когда он прочитал днем газету, то с удивлением обнаружил,
что оказался прав. Жирный заголовок в газете Уинфилдов гласил: ЕВРОПА В
СОСТОЯНИИ ВОЙНЫ. Убийство эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены в Сараево
дало австрийцам повод объявить войну Сербии, а потом Германия объявила войну
России и Франции.
Через два дня германские войска оккупировали нейтральную
Бельгию, и Великобритания в ответ начала войну с Германией. Это выглядело
совершенным безумием, но за неделю почти все европейские страны оказались в
состоянии войны друг с другом.
— Что это значит для нас? — с тревогой спросила
Эдвина у Филипа. — Ты думаешь, нас это тоже коснется? — Она с
беспокойством смотрела на брата, и тот поспешил успокоить ее:
— Да нет, не думаю.
Филип был совершенно поглощен этими событиями и читал про
них все, что мог найти. Он стал наведываться в газету отца, где они с Беном
часами обсуждали и анализировали европейские новости.
Теперь все разговоры, казалось, вращались вокруг войны.
Против Германии уже воевала Япония, а немецкие самолеты бомбили Париж.
Через месяц война развернулась в полную силу.
Незаметно пролетели каникулы, и наступило время снова
провожать Филипа. В сентябре по дороге в Гарвард он на каждой станции покупал
газеты и обсуждал с попутчиками последние сообщения с фронтов. Интерес Филипа к
военным событиям, который он проявлял со всем юношеским азартом, заставлял
Эдвину тоже следить за сводками. Она прочитывала их все подряд, чтобы быть в
курсе. Ежемесячные совещания в редакции также требовали от нее осведомленности
в текущей мировой политике. Наряду с этим у нее были и собственные, внутренние
проблемы: профсоюзы причиняли немало неприятностей. Иногда Эдвина даже
сомневалась, что сможет сохранить газету до возвращения Филипа.
Ожидание, когда брат закончит наконец образование,
представлялось бесконечным. Она осторожно принимала решения, не желая ничем
рисковать. И как бы ее ни критиковали за консерватизм, она знала, что в данный
момент не может поступить иначе.
В то время как Филип постигал науки в Гарварде, великая
война набирала силу: германские лодки блокировали берега Великобритании.
Эдвина получала письма от тети Лиз, но почта доставлялась с
большими перебоями. Тетины письма всегда были печальные и плаксивые. Теперь она
казалась Эдвине и детям такой далекой. Она была кем-то, кого они видели
давным-давно и очень плохо знали. Элизабет постоянно пилила Эдвину, чтобы та
убрала родительскую одежду, что было уже давно сделано, продала газету, дом и
приехала в Хавермур, чего Эдвина не намеревалась делать.
