В Сан-Франциско в феврале открылась выставка
«Панама-Пасифик», и Эдвина повела туда детей. Им там очень понравилось, и они
требовали, чтобы Эдвина водила их на выставку каждую неделю. Но самым
потрясающим событием для всех явилось установление телефонной связи между
Нью-Йорком и Сан-Франциско.
Когда Филип приехал в Нью-Йорк к друзьям, он попросил
разрешения позвонить в Сан-Франциско, пообещав оплатить разговор.
Все сидели за обеденным столом, когда прозвенел телефонный
звонок, и Эдвина подошла к аппарату. Телефонистка попросила Эдвину не вешать
трубку, и вдруг из нее раздался голос Филипа. На линии были довольно сильные
помехи, но Эдвина услышала его и замахала детям, приглашая их подойти и
послушать. Пять голов склонились к телефону, все одновременно что-то кричали в
трубку, а Филип только успел сказать несколько слов, как оплаченное им время
кончилось и связь оборвалась. Благодаря этому разговору Филип почувствовал себя
немного ближе к ним, к дому.
В Гарварде он был приглашен на церемонию, воскресившую в нем
болезненные воспоминания. Миссис Уайденер пригласила его на открытие библиотеки
имени Гарри Элкинза Уайденера, названной ею так в память о сыне. Они с Гарри
встречались последний раз на «Титанике», и Филип его прекрасно помнил. Гарри
был приятелем и Джека Тейера. Сын и отец Уайденеры погибли в ту ночь.
Встреча получилась грустной. Джек и Филип не знали, о чем
говорить, испытывали неловкость и вскоре разошлись. Странно было думать, что
когда-то они были рядом в ту страшную ночь, боролись за жизнь, радовались
своему спасению, оплакивали погибших родных. Они слишком многое потеряли, и
слишком много времени утекло, чтобы им хотелось теперь вспоминать все это.
Филип написал Эдвине об этой встрече, но она в ответном
письме даже не упомянула о Джеке. Он знал, что для нее это тоже трудная тема.
Эдвина редко говорила о тех днях, и, хотя Филип был уверен, что она все еще
думает о Чарльзе, сестра почти никогда вслух не вспоминала его. Это было
мучительно для нее, и Филип подозревал, что так будет всегда. Ее молодость
кончилась в ту страшную ночь.
В мае ужасная весть потрясла мир. Филип услышал ее, сидя в
библиотеке, и на секунду застыл, вспомнив ледяную ночь три года назад.
Затонула «Лузитания», подорванная немцами. Судя по всему,
корабль был атакован и ушел на дно через восемнадцать минут, унося с собой
человеческие жертвы. Это был жестокий удар.
Все утро Филип думал о том, как тяжело будет узнать о гибели
парохода Эдвине, и он оказался прав. Эдвина, услышав об этом, прошла пешком
весь путь от редакции до дома на Калифорния-стрит. Бен предложил подвезти ее,
но она только покачала головой. Она не могла говорить и, казалось, даже не
заметила Бена.
Она медленно брела по улицам, думая, как и Филип, о той
страшной ночи три года назад, о том, как все для них изменилось с тех пор. Она
так хотела, чтобы воспоминания перестали мучить ее, и они действительно
потускнели, но гибель «Лузитании» заставила их вспыхнуть с новой силой. Память
оживила те страшные события, и Эдвина вновь думала о родителях и Чарльзе; она
будто видела их лица сквозь пелену слез, застилавшую глаза, и молилась за души
погибших на «Лузитании». Эдвина снова слышала скорбный церковный гимн, который
играл оркестр на тонущем «Титанике», чувствовала на своем лице ледяной ветер,
слышала гул, треск, вопли…
Она вошла в дом через парадную дверь, осторожно подняла
вуаль и сняла шляпку.
— Эдвина! Что-то случилось? — Алексис, которой
исполнилось уже девять лет, испуганно смотрела на сестру.
— Ничего, моя хорошая. — Эдвина, нежно коснувшись
рукой лица Алексис, покачала головой. Ей не хотелось напоминать сестре об их
потере.
Алексис ушла играть во двор, а Эдвина долго стояла у окна,
думая о тех, кого нет рядом с ними, и о тех, кто погиб на «Лузитании».
Вечером позвонил Филип, узнать, как они себя чувствуют после
известия о «Лузитании».
— Какая отвратительная война, да, Вин?
— Разве можно так поступать? Пассажирский корабль… —
Одна мысль об этом заставляла ее содрогаться от знакомой боли.
— Не думай, пожалуйста, об этом. Но не думать об этом
было невозможно. Мысли о «Титанике» все время лезли в голову… Ночь… скрежет
спускаемых на воду шлюпок… крики утопающих. Разве такое забудешь? Разве это
уйдет из памяти?
Эдвина, лежа в кровати, снова и снова вспоминала счастливую
жизнь с родителями, Чарльзом, такую непохожую на ее теперешнюю одинокую жизнь.
Глава 18
Вскоре после гибели «Лузитании» Италия, разорвав договор с
Германией, также вступила в войну. В сентябре того же года Россия, отступая,
оставила Польшу, Литву, Курляндию, потеряв миллионы человеческих жизней.
Великая война свирепствовала в Европе, а Америка все еще оставалась сторонним
наблюдателем.
В 1916 году немцы и французы потеряли почти по семьсот тысяч
человек под Верденом, и более миллиона погибло на Сомме. Немецкие подлодки
продолжали топить торговые и пассажирские суда наряду с военными. В войну
оказалась втянутой Португалия, продолжались воздушные налеты на Лондон.
Соединенные Штаты не вмешивались в военные действия. Но все взоры были
прикованы к истекающей кровью Европе.
31 января 1916 года Берлин уведомил Вашингтон, что атаки
подводных лодок будут продолжаться, а через два месяца немецкое командование
заявило, что субмарины будут топить каждый корабль с поставками для Антанты.
Вильсон, вновь избранный президентом, принял наконец решение и, хотя ранее
говорил, что американцы «слишком горды, чтобы воевать», объявил, что защитит
Свободу и Демократию.
Эдвина продолжала получать весточки от тети Лиз, однако
письма приходили все реже и реже, и шли они из Европы окольными путями. С тетей
вроде все было в порядке, несмотря на кошмарную погоду и сильную нехватку
топлива и продуктов. Она просила Эдвину быть осторожнее и жаловалась, что
ужасно тоскует по детям. Лиз надеялась, что после войны они приедут навестить
ее, но сама эта мысль пугала Эдвину, ведь она до сих пор не могла пользоваться
даже паромом до Окленда.
Эдвина часто ходила в редакцию и с интересом слушала, как
мужчины обсуждают новости с театра военных действий. К тому времени их
отношения с Беном обрели прежнюю форму. Он понял, что она вообще не стремится
замуж, ее вполне устраивает жизнь в окружении братьев и сестер. Она ценила его
дружбу, его помощь в делах; они подолгу обсуждали события на фронте и текущие
проблемы газеты.
Филип учился уже на последнем курсе Гарварда, и Эдвина
радовалась тому, что скоро еще один член семьи приступит к работе в редакции. В
условиях жесткой конкуренции все газеты возглавляли люди, хорошо знающие
издательское дело, а семья де Янг была самым мощным издательским кланом в
Сан-Франциско.
Газета отца, созданная его многолетним трудом, постепенно
приходила в упадок. Пять лет без хозяйской руки — срок большой, пора Филипу
браться за дело. Эдвина понимала, что потребуется год-другой, прежде чем Филип
освоится, но со временем все должно наладиться, и их газета наверстает
упущенное. За последние два года доход от тиражей несколько сократился, но они
все еще могли позволить себе не менять привычный образ жизни, и Эдвина
благодарила за это судьбу. Филип вот-вот вернется, а Джордж ближайшей осенью начнет
свой первый учебный год в Гарварде.
