— Патрик Спаркс-Келли из Лондона.
— Эдвина Уинфилд.
— Мисс? — прямо спросил он, и Эдвина с улыбкой
кивнула, не понимая, какая ему разница. Но он приподнял бровь:
— Ага! Еще загадочнее. Вы знаете, о вас тут уже
говорят.
Патрик Спаркс-Келли выглядел ужасно заинтригованным, и
Эдвина снова рассмеялась. Он был приятный и забавный и понравился ей.
— Бросьте.
— Я вам точно говорю. Две дамы рассказывали сегодня за
обедом, что на пароходе плывет красивая молодая женщина, которая изредка гуляет
по палубе, ни с кем не разговаривает и ест только у себя в каюте.
— Наверное, это они о ком-то еще, — сказала Эдвина
с улыбкой.
— Хорошо, но вы ведь гуляете по прогулочной палубе, и
одна? Да. Я знаю, потому что сам вас видел и, — добавил он весело, —
несколько раз налетел на такую красивую молодую женщину. Вы хотите обедать в
салоне? — Он вопросительно посмотрел на Эдвину, и она опять улыбнулась и
покачала головой.
— Нет. Ну… еще пока нет… но…
— А-а, вот видите! Значит, я прав. Конечно, вы та самая
загадочная женщина, которой все интересуются. И я должен вам сказать, что люди
воображают себе всякие невероятные истории. Одни считают вас красивой молодой
вдовой, другие думают, что вы пережили драматический развод, третьи уверены,
что вы какая-то знаменитость. Еще никто не смог вас вычислить. Наверняка вы
окажетесь кем-то, кого мы все знаем и любим, ну, например, — он на секунду
сощурил глаза и задумался, — может, вы Теда Бара?
Эдвина расхохоталась, и он тоже улыбнулся.
— У вас богатое воображение, мистер Спаркс-Келли.
— Звучит как-то по-дурацки сложно. Особенно если
произносить с американским акцентом. Пожалуйста, зовите меня Патриком. А что
касается вас, то, боюсь, вам придется сказать нам правду и признать, что вы
кинозвезда, пока все пассажиры первого класса не сошли с ума, стараясь раскрыть
ваше инкогнито. Должен сознаться, я пытался это сделать весь день, но зашел в
тупик.
— Боюсь, что разочарую всех. Я просто еду в Европу
встретиться с сестрой… — Она спокойно сообщила об этом заурядном событии,
однако Патрик, казалось, еще больше заинтересовался.
— И вы действительно собираетесь там пробыть всего
несколько дней? Как печально для нас… — Он улыбнулся, и Эдвина вновь подумала,
какой же он красивый. — Как странно, что вы не замужем. — У него это
так мило прозвучало, что Эдвина улыбнулась. — Впрочем, американки легко
относятся к подобным вещам, у них другой образ жизни. Английские девочки с
двенадцати лет начинают паниковать, что не смогут выйти замуж, а уж если они не
нашли жениха в первый сезон, то готовы заживо ложиться в гроб.
Эдвина от души рассмеялась. Ее одиночество вовсе не было
целью существования. Просто так сложилась ее жизнь.
— Я не думаю, что холостяцкая жизнь — чисто американская
привычка. Хотя, возможно, мы не так страшимся одиночества, как англичанки.
Кроме замужества, в жизни есть и другие интересы. — Она улыбнулась и
подумала о тете Лиз. — У меня была тетя, которая вышла замуж за
англичанина.
— Да, правда? И за кого же? — Он спрашивал так,
как будто всех знал, но, может, это было действительно так.
— Лорд и леди Хикэм, Руперт Хикэм, он уже умер, и она
тоже… У них не было детей. Патрик подумал минуту и кивнул:
— Я думаю, мой отец его знал. Я тоже видел его
несколько раз. Довольно тяжелый человек, не сочтите за грубость.
Эдвина засмеялась, поверив, что он действительно помнит
Руперта.
— Вовсе нет, наоборот, слишком мягко сказано. Бедная
тетя Лиз боялась собственной тени. Он совершенно подчинил ее себе. Мы приезжали
навестить их в Хавермур… — Она запнулась, словно вся боль и тяжесть
воспоминаний мгновенно обрушилась на ее плечи. — Давно. — У нее вдруг
сел голос. — Я с тех пор не была в Англии.
— А когда это было? — Он, казалось, не заметил ее
волнения.
— Одиннадцать лет назад.
— Да, давно.
Эдвина встала, как будто ей срочно надо было уйти, но она
так устала убегать от прошлого.
— Я думаю, пора спать. Было приятно с вами поговорить,
мистер Спаркс-Келли.
— Патрик, — поправил он. — Можно вас
проводить до каюты, или, может, пропустим по рюмочке в холле? Там очень
симпатично, вот увидите.
Но Эдвине меньше всего хотелось идти в бар, общаться с
людьми — все это слишком напоминало о другом пароходе.
— Нет, спасибо.
Она пожала ему руку и покинула палубу. Но, спускаясь вниз,
поняла, что в каюту тоже не может идти. Невозможно опять остаться наедине с
воспоминаниями и ночными кошмарами.
Эдвина снова вышла на палубу и встала у поручней, думая о
том, как могла бы сложиться ее жизнь и как в итоге все получилось. Она так
погрузилась в свои мысли, что не услышала шагов, и очнулась лишь тогда, когда
сзади мягкий голос произнес:
— Что бы то ни было, мисс Уинфилд, все не так плохо…
Извините за назойливость. — Он коснулся ее руки, но Эдвина не
обернулась. — Я не хочу навязываться, но вы уходили такая грустная, что я
забеспокоился.
Она повернулась к нему, и Патрик увидел слезы на ее щеках.
— Я, кажется, только и делаю на этом корабле, что
объясняю окружающим, что со мной все в порядке. — Эдвина безуспешно
пыталась улыбнуться, вытирая слезы.
— И вы кого-нибудь в этом убедили? — Его голос был
очень теплым и добрым, но Эдвина жалела, что встретила Патрика. Зачем это все?
У него своя жизнь, у нее своя.
— Нет, — призналась Эдвина, — не думаю.
— Тогда, боюсь, вам нужно лучше стараться. — А
потом самым участливым тоном, какой доводилось слышать Эдвине, он задал трудный
вопрос:
— С вами действительно случилось что-то ужасное? —
Он не мог вынести страдальческого выражения в ее глазах.
— Это случилось давно. — Она хотела быть честной,
но не собиралась вдаваться в подробности. — И обычно я не так слезлива.
Эдвина вытерла глаза и глубоко вдохнула свежий морской
воздух, стараясь приободриться.
— Просто мне совсем не нравятся пароходы.
— Из-за чего? Морская болезнь?
— Нет, — рассеянно ответила она, — просто мне
вообще плохо на корабле… слишком много… — Она запнулась на слове
«воспоминаний», но потом решила отбросить осторожность. Кто бы ни был этот
человек, сейчас он ее друг, и он ей нравится. — Я была на «Титанике»,
когда он утонул… — объяснила Эдвина. — Я потеряла в ту ночь родителей и
жениха…
Потрясенный, Патрик замер. Он долго молчал, не в состоянии
подобрать нужных слов.
— Боже мой… Я не знаю, что и сказать… кроме того, что с
вашей стороны очень смело опять сесть на пароход. Представляю, как это ужасно
для вас. Вы в первый раз с тех пор плывете? — Теперь стало понятно, почему
она такая бледная и напряженная и никуда не выходит из каюты.
