Она довольно долго простояла на палубе, вдыхая полной грудью
свежий морской воздух.
Когда Эдвина спустилась в каюту, Алексис уже спала.
Для них обеих путешествие оказалось нелегким. В первый день
их учили правильно обращаться со спасательными шлюпками, а Эдвина могла думать
только о Патрике, об их прогулках по палубе, о танцах ночью, в чужом платье…
Она улыбнулась, заметив пролетавшую мимо птичку, и вспомнила
слова Патрика о свободе. Неважно, что произойдет между ними в дальнейшем, она
благодарна ему за то, что было. У каждого из них свой мир, своя жизнь, и они не
смогут быть вместе. Но Эдвина сильно изменилась, когда почувствовала, что любима
и может любить сама. Даже Алексис это заметила.
— Ты влюбилась в него, да? — спросила она сестру
на второй день их плавания.
Эдвина долго смотрела на море и не отвечала.
— Он двоюродный брат Чарльза.
Это был не ответ на вопрос, но Алексис понимала теперь, что
на некоторые вопросы лучше не ждать ответа.
— Как ты думаешь, Джордж узнает… ну, о Малкольме?
Алексис очень переживала, и Эдвина, видя это, сказала:
— Может, и нет, если ты будешь осторожна и Фанни с
Тедди не проговорятся.
— А если проговорятся не они, а кто-нибудь другой?
— А что, ты думаешь, он сделает? — спросила
Эдвина, в первый раз обращаясь к ней как к взрослой. — Ведь беда случилась
с тобой. Надеюсь, ты сможешь справиться с ней. Ты нелегкой ценой приобретаешь
жизненный опыт. И что ты извлечешь из этих уроков, касается только тебя.
Остальное — ерунда.
Алексис с облегчением улыбнулась и поцеловала ее.
— Спасибо, что вытащила меня. Но Эдвина тоже получила
хороший жизненный урок и многому научилась за это время.
— Пожалуйста, всегда готова. Она улыбнулась, откинулась
в шезлонге и закрыла глаза, потом быстро поправила себя:
— Нет, я сказала не то. Пусть такое больше не
повторится.
— Обещаю, — засмеялась Алексис. Они почти все
время проводили в каюте, читали, играли в карты, спали, болтали, обсуждали
планы на будущее. Алексис заявила, что серьезно думает о работе в кино, Эдвина
советовала ей подождать хотя бы до восемнадцати и все как следует обдумать.
Алексис согласилась. После общения с Малкольмом она боялась наткнуться на
мужчину такого же сорта и теперь хотела, чтобы рядом всегда была Эдвина.
Хотелось надеяться, что в следующий раз все сложится иначе,
но Алексис не была в этом особенно уверена и даже говорила, что завидует Фанни,
которой ничего не нужно, кроме дома и детей, и что самое интересное занятие для
нее — приготовление вкусного обеда.
— Большие устремления не для каждого — только для очень
немногих, — сказала Эдвина.
И вот они приплыли в Нью-Йорк. Тяжелые воспоминания живучи,
и Эдвина с Алексис понимали, что пройдет время, прежде чем жизнь вернется в
прежнюю колею. Эдвина сильно тосковала по Патрику. Он прислал ей цветы на
пароход, в них лежала записка: «Я люблю тебя. П.».
В нью-йоркском отеле ее тоже ждали цветы, на карточке
надпись: «Je t aime… Adieu»
[2]
. Эдвина посмотрела на них,
коснулась браслета на руке, потом положила записку в бумажник.
Они провели в Нью-Йорке лишь одну ночь, позвонили Фанни и
Тедди, узнали, что два раза звонил Джордж и Фанни оба раза простодушно
отвечала, что Алексис нет дома, а у Эдвины страшно болит горло. Сэм Горовиц
также звонил и услышал в ответ то же самое. Дети очень переживали за Алексис и
были рады, что все позади и сестры вернулись из Европы.
Через четыре дня Эдвина и Алексис уже были дома; перемежая
слезы, объятия и поцелуи, Алексис поклялась, что никогда больше никуда не
уедет, даже в Голливуд, а Эдвина только смеялась, слушая ее заверения.
— Я тебе припомню эти слова в один прекрасный
день, — поддразнила она Алексис, и в этот момент зазвонил телефон.
Это был Джордж; они вернулись в Голливуд после чудесного
медового месяца, потом трубку взяла Хелен и смущенно призналась Эдвине, что
она, наверное, беременна.
— Да что ты! Как замечательно! — Эдвина удивилась
самой себе, почувствовав вдруг острую зависть. Хелен на десять лет моложе,
только что вернулась после медового месяца, у нее прекрасный муж, скоро,
возможно, будет ребенок, а у Эдвины нет ничего. Она опять одна и должна
заботиться о детях.
Потом трубку снова взял Джордж и заботливо спросил:
— Как твое горло, кстати?
— Отлично, а что? — Потом она вспомнила слова
Фанни. — О… сейчас все хорошо, но я так простудилась! Я боялась, как бы не
начался грипп или воспаление легких, но все обошлось.
— Я рад. Мне тут как-то приснился про тебя очень
странный сон.
Он не стал рассказывать Эдвине, что она приснилась ему
плывущей на пароходе, потому что не хотел расстраивать ее, но сам он тогда
почему-то так разнервничался, что разбудил Хелен.
— Во всяком случае я рад, что ты выздоровела. Когда вы
к нам приедете?
Эдвину ужасала сама мысль о любой поездке. Она только что
вернулась после такого утомительного путешествия, но, правда, Джордж-то об этом
даже не догадывался.
— Вы приедете домой на День Благодарения? —
спросила она, но у Джорджа были другие планы.
— Сэм считает, что мы должны отмечать праздник у
каждого из нас по очереди. В этом году у него, а в следующем — у тебя. —
Джордж сказал Хелен, что решать будет Эдвина, и если она захочет отмечать
праздник, как всегда, у себя, то они приедут в Сан-Франциско.
Эдвина не сразу ответила, размышляя, как лучше поступить, но
в конце концов согласилась.
— Хорошо, сделаем так, для разнообразия. Хотя Фанни,
как мне кажется, расстроится — она собиралась приготовить индейку как-то
по-особому.
— Она сделает ее и у Сэма, — улыбнулся Джордж и
обнял стоящую рядом Хелен. — А Хелен тоже хочет помочь с готовкой, правда
ведь, дорогая? — поддразнил он жену, и она страдальчески поморщилась.
Хелен и кухня — две вещи абсолютно несовместимые.
— Я думаю, Сэм поэтому нам и звонил, — задумчиво
произнесла Эдвина. Она еще не разговаривала с ним после возвращения.
— Наверное, — согласился Джордж, — ну,
значит, через пару недель увидимся.
Эдвина сказала детям, что они поедут на День Благодарения в
Лос-Анджелес отмечать праздник вместе с Сэмом, Хелен и Джорджем, и все
обрадовались, даже Алексис.
— Я думала, вы меня никогда не выпустите из этого дома.
Эдвина и Алексис сблизились после их приключения, но это не
отразилось на остальных членах семьи.
Фанни и Тедди всегда были почти как близнецы, и Эдвине,
когда она вернулась домой, показалось, что они за время ее отсутствия заметно
повзрослели.
