– Правда?! – я посмотрела на него ошалело и смущенно. – Я думала... Я не думала, что вы... Зачем?
– Что зачем?
– Зачем звонили? По работе?
– Прекрати. Поужинаем?
– Сегодня? – глупо переспросила я.
Он разозлился.
– Нет, через две недели. Запись через секретаря. Ты не хотела меня слышать? Ты жалеешь обо всем? Скажи одно слово, и мы больше никогда к этому не вернемся.
– Достаточно одного слова? – хмыкнула я.
Он поменялся в лице, отвернулся и принялся что-то демонстративно искать на столе.
– Я отключила его, чтобы не позвонить самой. Не хотела создавать никому проблем.
– Да? – поднял голову он. – Ты хотела мне позвонить? Ты... ты так больше не смей делать. Я ненавижу неопределенность. Я же тут всех на уши поднял, а я, оказывается, даже не знаю толком, где ты живешь.
– Я поужинаю с тобой. Ты уверен, что этого хочешь? – улыбалась я, злясь только на то, что чувствую себя такой счастливой из-за такой ерунды.
– Уверен. Да, хоть это, конечно, и неправильно. Ладно, надо работать. Надо работать, да? – спросил он, по-детски жалобно посмотрев на меня.
Я помотала головой, хитро посмотрела на него и подняла руку к его лицу. Как же я, оказывается, этого ждала. Смотреть на лицо мужчины, который по-настоящему нравится, с которым хочется просто стоять рядом и дышать одним воздухом. Больше ничего для счастья не надо. Никакого прекрасного будущего. Пусть будет одно сплошное настоящее. Я провела ладонью по его растрепанным волосам, подумала, что он очень хороший и от этого такой вот дикий, такой колючий.
– Ника, что же ты делаешь-то! – возмутился он, притянул меня к себе, поцеловал – сначала нежно, потом сильно и жадно. – Никогда не выключай телефон, а то я прикую тебя к себе наручниками и буду водить везде под конвоем. У меня, кстати, есть знакомые в органах, они мне вмиг за тобой наружку организуют. Имей в виду, от меня все равно не скрыться.
– И не пытаюсь. Ну что, плюнем на нашу воровку? – радостно предложила я, стоя в его объятиях.
Кабинет не был заперт, в любой момент сюда мог войти кто угодно, но мы как будто свихнулись оба. Стояли и держались друг за друга, как утопающие, не желая размыкать руки. Уверена, еще минута, и я бы оказалась лежащей на его столе, прямо поверх его сверхважных и архинужных бумаг. Но здравый смысл возобладал, он отпустил и даже немного оттолкнул меня, прорычав что-то, сунул мне в руки листок с вопросами и сказал:
– Я буду ждать тебя вечером. Тут. О, нет, не могу. У меня переговоры по одному арбитражу, черт. Давай так, ты съезди, вернись и оставь машину, а я потом за тобой заеду.
– Куда?
– Куда скажешь. Где ты все-таки живешь?
Это был момент истины. О, как я этого боялась и буквально не знала, что теперь делать. Сказать, чтобы набрал меня по мобильному, и я выйду, куда он скажет? Догадается, поймет, что я скрываю что-то. Решит, что от него. Он же ничего, ничего обо мне не знает. Что же делать? Я вдохнула поглубже и назвала ему адрес. Он кивнул, записал его на сегодняшней страничке ежедневника и дал мне уйти. Через минуту я сидела в его машине, к которой уже, честно говоря, начала привыкать, и колесила на встречу с какой-то глупой мелкой воровкой, которой теперь светил уголовный приговор из-за кражи одного платья. Интересно, хоть платье-то хорошее? Я набрала ее номер, сверившись с данными мне инструкциями.
– Алло? – ответил мне грустный женский голос.
– Э... добрый день. Это вас из адвокатской конторы беспокоят. Меня зовут Вероника, мне поручено с вами провести беседу по поводу суда, – сказала я, косясь в бумажку.
– Вы от Щедрикова? – уточнила она.
– Да, – не стала вдаваться я в детали. По опыту работы я давно поняла, что в нашем деле лучше никогда не вдаваться в излишние нюансы в разговоре с клиентами – можно утонуть.
– Вы приедете сейчас? – еще грустнее спросила она.
– Да, я уже еду.
– А вы не могли бы на полчасика задержаться. Я тут... еще до дома не доехала.
– Ладно, – недовольно фыркнула я, сворачивая на шоссе.
Полчаса – небольшой срок для Москвы, всегда есть угроза попасть в пробку и растратить все лишнее время, полируя ногти в ожидании зеленого света. Но в моем случае как-то так получилось, что и шоссе оказалось свободным, и жила наша студентка, комсомолка и красавица относительно недалеко от нас, на Пироговке. Я долетела туда вмиг и теперь ломала голову, как использовать оставшееся время.
«А не поступить ли мне, как Тимуру и его команде? Не сделать ли мне доброе дело?» – ухмыльнулась я, проезжая мимо малозаметного здания с выразительной вывеской «Помой своего коня». Да, решила я, так и поступлю. Давно собиралась. И пусть мне будет хуже в финансовом смысле, я заказала полную мойку машины с внешней стороны, с полировкой, натиранием воском и прочими красотами. Времени у меня было навалом. Клиентка жила практически в доме над мойкой, так что я договорилась, что заберу машину через час или два, и отправилась на разговор. Работа все больше становилась мне интересна. Жизнь помощника адвоката разнообразна и увлекательна. Сегодня ты летишь в другой город, завтра сидишь в тюрьме (конечно, «сидишь» не в переносном, а в буквальном смысле – на стуле в переговорных помещениях), а послезавтра окажешься в доме, где, по твоему разумению, никак не может обитать человек, который подворовывает в магазинах.
Я позвонила в указанную дверь. Мне никто не открыл. Я взялась за ручку – дверь распахнулась. Я вошла в пустую, просторную, далеко не бедную квартиру с холлом, обрамленным тяжелыми красными бархатными портьерами и пальмой при входе. Квартира была богатая, но при этом без вызова, без золотых статуэток и алебастровых Венер (случалось мне видеть и такое). Напротив, все в квартире было подобрано со вкусом и к месту. Стены увешаны картинами и фотографиями смеющихся, хорошо одетых и ухоженных людей. Такими же вот портретами украшают фойе в театрах. Я ходила по холлу, с интересом разглядывая незнакомые лица.
– Вы извините, я должна была закончить разговор, – крикнула выходящая из каких-то дверей девушка.
– Ничего-ничего, – крикнула я ей в ответ, а про себя подумала: «Не понимаю, как тут может обитать воришка?» И девушка, вышедшая мне навстречу, отнюдь не смотрелась тут чужой. Она была вполне органична в полумраке изящного холла – невысока, миловидна, с округлым наивным лицом, эдакая русская кукла Маша с тяжелыми русыми волосами.
– Это ваши родители? – спросила я ее, кивнув на семейную фотографию, висевшую по центру стены. Девочка, похожая на нашу клиентку, была в центре композиции. На ней было строгое платье с кружевным воротничком. Ее лицо было уморительно серьезное.
– Да, это папа и мама. Тут они совсем молодые, да? Выезжали с Большим на гастроли в Болгарию. Видите, вот тут надпись.
– Здорово! – восхитилась я. – Они что, артисты?
