– К тебе? Поехали, – согласился он, и через полчаса мы уже сидели на Варечкиной кухне, две табуретки рядом.
Варя с удивлением осматривала приведенное сокровище.
– Значит, так? – вымолвила наконец она.
– Примерно, – кивнула я.
– А вы знаете, господин в пиджаке, что вы – первый и единственный, кто сидит на этой кухне в качестве Никиного гостя.
– У вас уютно, – отвечал он ей в ответ, невпопад и с явным недоумением в голосе.
– Уютно? – расхохоталась Варечка, оглядывая свои подкопченные, заваленные старыми вещами, местами разрисованные пенаты. – Вы находите?
– Ты тут живешь? – с недоверием переспросил меня Максим, когда Варя на секундочку вышла из кухни, чтобы поговорить по телефону.
– Да, живу, – кивнула я.
– Я звонил тебе домой, нашел телефон по адресу, – добавил он, смутившись. – У тебя мобильник же был отключен.
– Я не живу с родителями.
– Они сказали. А почему? – кивнул Максим.
Я внимательно посмотрела на него, но никаких признаков волнения не увидела. Стало быть, он так и не понял, кому звонил. Еще бы, откуда ему знать наш домашний номер, папа никогда и никому его не давал. У моей родни была своя большая куча фобий.
– А не живу я с ними, – ухмыльнулась я, – потому что они слишком многого от меня хотели.
– Идеальное будущее? – с пониманием кивнул он.
– Что-то вроде. Они мечтали, чтобы я вышла замуж, и все такое...
– Нормальное родительское желание. – Он пожал плечами и удивленно переспросил: – А ты, что же, не хочешь замуж?
– Честно говоря, не очень. Не понимаю, чего в этом хорошего? Все, кого я знаю, бьются о свой брак, как о бетонную стену. Да кому я рассказываю, ты же и сам все знаешь, – махнула я рукой.
– Я-то – да, – неохотно согласился он. – Но девочки-то все мечтают о свадьбе.
– Но не я.
– Не ты? – Он усмехнулся и притянул меня к себе. – Не верю.
– Я – большая девочка и мечтаю совсем о другом.
– Совсем большая? – хмыкнул он.
– Проверишь сам? – Я подмигнула ему, взяла за руку, наклонилась и прошептала: – Пойдем, я покажу тебе мою комнату.
– А твоя... подруга не войдет? – усомнился он.
Я потянула его за руку, он встал и пошел за мной. Через несколько минут мы срывали друг с друга одежду, стоя посреди маленькой темной комнаты, за окном которой горели огни ночного города. Мы были порывисты, резки и безмолвны. За стеной было слышно, как ходят какие-то люди, хлопают двери. Мы не пытались как-то обозначить наши отношения, дать им название, определить роли и выписать слова.
– Ты?
– Я... – шептали мы, прикасаясь к телам друг друга жадными губами. Тут не было места ни нашим личностям, ни нашим историям, ни прошлому, которое у каждого было своим, болезненным, сложным, оставившим свои несмываемые следы, ни будущему, которого никто не мог и не хотел видеть. Была только эта темная маленькая комната, свет из окна, движения двух тел навстречу друг другу и тихий смех, радость от того, что мы есть – здесь и сейчас – друг у друга.
А потом были разговоры ни о чем, отведенные в сторону глаза, планы на завтра. И снова – как в прошлый раз, тень на его лице, от которой мне хотелось завизжать. Он так старательно делал вид, что ничего не случилось, что было даже смешно. Он говорил:
– Тебе завтра надо с утра в суд. Потом можно заняться Жанной, но я не настроен оптимистично.
– Ну, попытка не пытка, – пространно улыбалась я. Зачем мешать человеку, насмерть запуганному собственными демонами? Я уже начала привыкать к тому, как он гонит меня с вечера, чтобы начать искать меня везде с утра.
Мы поговорили о Жанне, о том, что можно сделать с ее делом. Потом он стал суетиться, похлопывать себя по карманам, показывая, что у него есть какие-то еще не решенные важные вопросы и дела. Я покачала головой и сказала первой, исключительно чтобы облегчить ему задачу, дать ему уйти, если уж ему этого так хочется:
– Знаешь, тебе, наверное, пора. Мне еще надо... кое-что сделать.
– Да? – обрадовался он. – Тогда я пойду.
– Я тебя провожу, – заявила я, отчего он смутился и нахмурился.
– Зачем?
– Я все равно хочу немного пройтись. И в магазин зайду, куплю хлеба. А то Варька, сто процентов, его не купила.
– Ладно, – хмуро кивнул он и принялся собираться.
Я никак не могла понять, что же такое происходит между нами. Как будто в Максиме сосуществовали два совершенно разных человека. Один из них хотел меня, искал, обрывал провода и взламывал сети, чтобы меня найти. Крепко держал в своих объятиях. И этот, первый, притягивал меня к себе все сильнее. Но существовал и другой – холодный, отстраненный, совершенно чужой, с которым меня будто бы ничего и не связывало. Он смотрел не на меня, а сквозь меня, оставляя ощущение пустоты и невесомости. И как быть с этим, другим Максимом, я совершенно не представляла. Между нами словно появилась невидимая стена, через которую не проходили ни свет, ни тепло, ни звуки. Я стояла в вакууме рядом с ним и думала о том, что меня все это ранит куда больше, чем я была готова признать. Ему было неуютно, он хотел уйти. Я тоже вдруг захотела, чтобы он ушел.
– Я тебе позвоню, – сказал Максим, глядя в сторону.
Я расхохоталась, а он с удивлением посмотрел на меня и насупился.
– Что-то не так? Я тебя насмешил?
– Нет-нет, все в порядке, – с трудом уняла смех я. – Конечно, позвонишь. Ты же мой босс!
– Не только поэтому, – обиделся он, но по тону и выражению его лица я поняла, что вся наша ситуация его скорее огорчает, чем радует. Он бы предпочел просто встать с постели и уйти, зная, что я от него ничего не жду. Но, зная по опыту, что женщины вечно от него чего-то ждут, моя Синяя Борода делает то, что считается правильным. Так положено. Нельзя же, в самом деле, просто переспать с женщиной и уехать, сказав на прощание что-то вроде: «Ты была хороша, спасибо». Надо же дать какой-то намек на будущее, даже если это вероятное будущее тебя пугает и отталкивает. Максим хотел иметь право в любой момент отойти в сторону и развязать любые нити. Что ж, такой – значит, такой. Я улыбнулась и кивнула.
– До завтра?
– До завтра, – кивнул он и сел в машину.
Я проследила взглядом за ним, за тем, как он уносится вдаль на своей чистенькой «Ауди», подумала: Господи, какие же мы идиоты. Оба. Почему, зачем все всегда надо усложнять? Я, кажется, люблю его. Сегодня, когда я лежала в его объятиях на своей старой скрипучей металлической кровати с шишечками на спинках, я отчетливо осознала, что испытываю новое, не изведанное ранее чувство. Для человека, который вырос и сформировался в семье с уродливыми отношениями, искренняя и простая любовь была удивительна, неожиданна. И что? Разве это накладывает на меня какие-то обязательства? Должна ли я превратиться в сумасшедшую истеричку, помешанную на идее семейного счастья? Должна ли я намертво вцепиться в своего избранника и постараться заковать его в какие-нибудь традиционные сети? Немедленно забеременеть, потребовать большой пышной свадьбы и медового месяца в Таиланде? Что-то подсказывало мне, что я никогда ничего такого не захочу.