– Вероника Юрьевна, – услышала я за спиной голос Халтурина. Я повернулась и сказала по возможности спокойно:
– Я увольняюсь.
– Что? – застыл он в испуге. – Но я не могу... не могу вас отпустить. Вы слишком ценный сотрудник.
– Можете, – рявкнула я. – Хотите – дайте мне премию и выпишите благодарность, если вам так будет легче. Или вот что. – Я развернулась к нему. – Я уйду безо всяких проблем и претензий, если вы пообещаете мне выиграть одно дело. Сделать все, просто все возможное для его выигрыша.
– Конечно, – кивнул он. – Все, что скажете. Какое дело? Финансы? Корпоративные споры?
– Сексуальное домогательство, дело воришки, помните? Жанна, которая на Пироговке живет. Материалы у меня... в смысле, у Максима Андреевича. Вот это дело.
– Ладно, мы попробуем, – протянул Халтурин.
– Нет, пробовать не надо. Надо все сделать по уму. Надо организовать слежку, желательно привлечь органы. У вас же есть такая возможность, с ними договориться?
– Да, конечно, – с готовностью кивнул он, глядя на меня с подобострастием, что было особенно странно, если учесть, что он все-таки весьма крупный мужчина и по определению смотрит на меня сверху вниз. Но он умел выгнуться как-то так, чтобы все-таки показать мне мое превосходство.
– Нужно прослушку поставить, спровоцировать его. Он, скорее всего, на провокацию поддастся. Уж такой он козел. В общем, зафиксировать его, а потом сделать все по полной программе, да так, чтобы он не откупился, не соскочил и не вывернулся. Это же вам не сложно? В этом же вы профессионалы. Тот же Журавлев...
– Да-да, это все дело техники.
– И... знаете что, о расходах не волнуйтесь. Считайте, что я вас нанимаю для этого дела. С Жанной я договорюсь. В общем, готовьте договор, я подпишу. А сейчас мне пора, у меня больше нет на это времени, – говорила я, поневоле меняясь, принимая на вооружение именно те приемы, которые меня так всегда бесили в моем отце.
– Конечно, конечно. Не буду вас задерживать, – закивал Халтурин. – Давайте-ка я вас провожу.
– Спасибо. – Я кивнула и вышла в открытую дверь, провожаемая взглядами обалдевших сотрудников, выскочивших в коридор на шум. – Так, ну ладно. Жду вашего звонка, да?
– Я позвоню, как только все будет готово. Мы вышлем к вам курьера, хорошо?
– Отлично. Я вам потом скажу, куда его выслать.
– Договорились. Вероника Юрьевна?
– Да?
– Счастливого пути, – сказал он так проникновенно, что заставил меня рассмеяться.
– Спасибо. Вам тоже. И не нервничайте, вам это вредно в вашем возрасте.
– Да уж. – Он тоже улыбнулся и немного расслабился. Открыл дверь в мою машину и помог мне сесть. Когда я завела мотор и повернула ручку передачи-автомата, он склонился к окну и добавил:
– Передайте мой искренний привет папе. Знаете, ему очень повезло с дочерью. Вы очень на него похожи.
– Это точно, – кивнула я, немного похолодев внутри. Я никогда не думала, что это так, более того, я всегда надеялась, что мы с моим отцом очень и очень далеки друг от друга. И только сейчас вдруг я, пожалуй, и сама ощутила те самые гены, о которых столько говорят. Думаю, только потому, что я дочь своего отца, я смогу вот так, запросто взять и выбросить из головы единственного мужчину на свете, которого люблю. Уверена, что смогу!
Глава 19
Ну не смогла я, не смогла!
Странное это было чувство – просыпаться по утрам и не подскакивать на кровати, в истерике собираясь куда-то бежать. Медленные и протяженные, теперь мои дни начинались с чашки кофе и круассана внизу, в кафетерии, а заканчивались где-нибудь в компании малоизвестных молодых и не очень людей, к которым меня беспрестанно таскала теперь Варечка. Она считала, что меня обязательно надо отвлекать. От чего? Я ничем не была увлечена и решительно не знала, куда себя девать, но не могу сказать, что мне это как-то мешало. В конце концов, я столько времени в своей жизни посвятила абсолютной праздности, что теперь просто словно обула на ноги удобные, давно разношенные тапочки. Они были мне впору, в них было все так же удобно шаркать по коридорам тихой сумрачной квартиры. Я оставалась у Варечки, хотя отец, радуясь возвращению блудной дочери, развил невероятную активность. Он постоянно вытаскивал меня на какие-то просмотры квартир, спрашивал, куда бы я хотела слетать на Новый год, просил заехать к знакомому дизайнеру, чтобы взглянуть на проекты перепланировки. Я делала это все совершенно механически, чтобы просто не огорчать отца. Иногда я неделями оставалась с ним в нашем загородном доме, только чтобы побыть с ним. Он был, в общем-то, в порядке и для всех, кто не знает его, совсем не казался больным. Он сам водил машину, играл со мной в шахматы и любил вечером вместе посмотреть боевик. И только эти визиты сосредоточенных незнакомых людей напоминали о том, о чем я лично даже не хотела думать. Ежедневно отец запирался в своей спальне с этими светилами медицинской науки, которые (из чистого уважения к огромным деньгам, которые им платили) снизошли до лечения на дому. После этого самого лечения отец бывал слаб и уставал, как никогда. Тогда я отказывалась от любых моих планов, какими бы они ни были, и оставалась дома.
– Поезжай. Что ты будешь сидеть? – ругался он. – Что я, ребенок? Мне соску вставлять не нужно.
– Хочешь партейку? – предлагала я, пропуская все его ворчание мимо ушей. Интересно, кажется, именно в такие моменты я хоть немного, но узнавала своего отца. Я его никогда не знала. Разве можно прожить столько лет с кем-то вместе и совсем его не знать? Или это он так изменился? Сидящий напротив меня в кресле усталый пожилой мужчина с ласковыми глазами не имел ничего общего с тем, кто приезжал домой пьяным, гремящим оружием, с девкой на каждой руке. Было ли это, был ли это вообще он?
– Твоя мама... она настоящая женщина, – сказал он как-то, задумчиво глядя на шахматное поле.
– Что ты имеешь в виду? – удивилась я. – А что, бывают ненастоящие? Игрушечные?
– Полно. Я только с такими, кажется, и имел дело.
– А как это отличить? – заинтересовалась я.
– Не знаю, – пожал плечами он. – Нужно прожить всю жизнь. Твоя мама, она... не так уж много она видела от меня хорошего. Не такая уж хорошая у нас была жизнь.
– Ну что ты... – встряла я, но он только покачал головой.
– Я знаю, знаю. Она могла бы и уйти, да? Ты это хочешь сказать? Я ведь порой бывал просто ужасен. Ты вот ушла, да? Не стала терпеть, и все. Мне кажется, ты сама не понимаешь, насколько похожа на меня.
– Мне не так давно это уже говорили, – ухмыльнулась я.
– Что будет, когда меня не станет?
– Пап! – возмутилась я. – Не говори так.
– Я думал – кому все это? Мама твоя дальше нашего сада носу не высунет. Внука нет. И не будет? – Тут он просительно заглядывал мне в глаза, но, видя мои растерянные глаза, поднимал руки вверх, сдаваясь. – Управляющие компании? Это такие все проходимцы, растащат все, и конец. Сложно, сложно стало. Никеш, а сейчас я вот смотрю на тебя и думаю: а ничего и не сложно. Такая ты у меня выросла, что со всем справишься. Да?
