Мы отчалили через несколько минут, когда рация прохрипела разрешение (для того, чтобы выйти из порта, надо, как в аэропорту, связаться со службой, следящей за входом и выходом яхт, чтобы не было столкновений). Быстро побежал прочь берег, защелкали направленные в нашу сторону вспышки туристических фотоаппаратов, взволнованно залепетали расцеловываемые легким бризом паруса… И тут нахлынувший восторг жирными мазками зашпаклевал мое беспокойство. Приветственные гудки встречных яхт, их слепящие белые бока на цветном мятом шелке воды, в синем небе — ярко-желтые солнечные лучи, которые, казалось, можно резать и мазать на круассан, как масло. Завидующие зрители на берегу и я — обитательница яхты…
Первое, что хвастливо сказал Рик, перестав суетиться — «наш борт стоит три миллиона евро!». Это прозвучало, как вчера — «самое дорогое шампанское». А я, путаясь в английском, затараторила наконец про запонку — надо же хотя бы попытаться придать моему появлению благородный оттенок! Парень как-то рассеянно посмотрел на меня, достал из кармана круглую плоскую коробочку с темной пастой внутри, взял щепотку и растер по десне под верхней губой (потом уже мне объяснили, что это табак). Я отдала ему запонку. Но он, кажется, так ничего и не понял, потому что задумчиво повертел ее в пальцах, положил на стол и забыл. В этот момент Рик был даже обаятельным, так завороженно он смотрел на паруса. Видно было, что парусник для него — не просто игрушка капризного «мажора», а нечто большее. И, повторяя как мантру, что он — капитан судна, вчера он, видимо, пытался хотя бы в наших глазах осуществить свою мечту. В его взгляде читалась готовность, не задумываясь, поменяться местами с Джоном, чтобы быть не сыном владельца, а настоящим капитаном.
Еще минут двадцать, слушая сложные объяснения Рика насчет корабельных снастей, я вертела головой в поисках его отца. Я почти ничего не понимала из того, что говорил мальчик, потому что, увлекаясь, он все больше сползал с английского на родной португальский. Но это меня не особо волновало, так как не входило в мои охотничьи планы. И, осознав это несколькими минутами позже, я почувствовала еще один еле заметный укол неприязни к самой себе. Ведь если бы я была собой, а не героиней своего расследования, плевать бы я хотела на знакомство с папашей миллионером и схема поднятия парусов меня интересовала бы гораздо больше.
Сейчас же я изо всех сил старалась понять, кто же из испарившихся в недрах палубы мужчин — ее владелец? Мне очень хотелось произвести на него первое хорошее впечатление, показав, как я «удивлена и смущена внезапным приглашением». Но единственный неизвестный мне четвертый мужчина оказался поваром. Он подошел к нам с широчайшей улыбкой, назвал свое имя и пообещал к обеду «суперпасту».
— А где твой папа? — уже понимая, что мой план закадрить хозяина судна провалился, поинтересовалась я.
— Он в Париж срочно улетел еще позавчера. Дела…
Первая «зарплата» — 100 евро
В мое распоряжение выделили каюту. Внутри, то есть внизу, яхта оказалась как четырехкомнатная малогабаритная квартира. Кроме бара, который я уже видела, было еще минимум три каюты — те, которые я видела. Мне выдали огромное пушистое, как мех, полотенце. На солнышко вынесли шезлонги, холодное белое вино, шампанское в ведерке со льдом и виноград с орехами. Включили музыку.
Рик не замолкал ни на минуту. Хвастал каким-то навигационным прибором и своей коллекцией часов, показал карту, где яркими кнопками были отмечены порты, где он уже побывал, показал чучело пойманной им лично (если не врал, конечно) акулки-катрана и свой красно-синий галстук с булавкой, на которой было написано «Оксфорд» — выпускник, значит… В общем, поначалу парень вел себя как обычный мальчишка. Даже забавно. До того момента, как он достал из закрывающегося ящика своего стола три коробка с таблетками. На очаровательных разноцветных, как пуговицы, таблетках были выведены крестики, звездочки и даже фирменный знак Шанель — скрещенные полукольца. Что это было, я не знала, но поняла по задорно блестящим глазам Рика — наркотики. Я отказалась. Он настаивать не стал, но сам слопал несколько штук, запил шампанским и сунул один из коробков в карман. При этом заговорщически подмигнул мне, приложил палец к губам и попросил не говорить Джону, потому что он обязательно доложит отцу.
— Рик, а зачем тебе наркотики?
— Вкусно! — пошутил он.
— Но это же вредно для головы, для здоровья…
— Хорошо, мама, я больше не буду, — рассмеялся он.
Рассмеялась и я. В конце концов, каждый сам себе хозяин. Потом мы ныряли прямо с борта, танцевали… Но его поведение стало меняться в неприятную сторону. Он стал возбужденным, нервным и развязным одновременно. Начал распускать руки, похлопывать меня по заду, неприятно нарочито облизывать палец, засовывая очередную порцию табака под губу. Потом еще и еще глотал таблетки… Когда нас позвали в барстоловую есть «суперпасту с мидиями», он отказался. Все обедали, а он раскачивался на стуле и хлестал виски. Несмотря на интеллигентные попытки Джона говорить по-английски, перешел на непонятный мне португальский и все время громко смеялся. Впрочем, все добродушно-снисходительно смеялись с ним. Поскольку я не понимала ни слова, настроение активно портилось. Глаза Рика и коробки с таблетками казались сообщающимися сосудами. Чем меньше содержимого оставалось в коробке, тем больше «масло» заволакивало взгляд Рика и тем чаще он лез ко мне с руками.
Мне он совсем не нравился. Тем более сейчас, пьяный, агрессивный и развязанный. Положение спасали только Джон и старпомом, которые периодически отвлекали парня разговорами.
— Мы тебе купим колье из жемчуга, вот такое… — водил Рик пальцем по моей шее и вырисовывая «нити» все ниже и ниже. — Или кулон с бриллиантом вот сюда, и платья, вот так обтягивающие…
Я держалась, зверела и видела только большой перламутрово-розовый прыщ на его шее и некрасивые плоские ногти. Руки мужчины, который не нравится, не скрасят даже самые крутые часы. Глупо было думать, что мои уловки с запонкой могут придать охотничьей деятельности вид благородной случайности. И Рик, несмотря на свою молодость, точно знал, для чего приезжают охотницы. Он и не заикался о каких-то романтических глупостях. Он просто тупо покупал меня.
— Рик, ну, пожалуйста, не надо меня трогать.
— О’кей, о’кей! — смеялся, как будто это игра, поднимал руки: «сдаюсь», и все начиналось заново.
Не выдержала я, когда он зажал меня при выходе из туалета на нижней палубе и полез в трусы. Неуклюже ударила, оттолкнула… Рик ошарашенно замер, а потом заорал. Бог мой, как я испугалась! Рик был некрупным, но все же мужчиной. Он что-то орал, а я жалась к стенке, потом скользнула в каюту и заперлась изнутри. Но больше он меня не беспокоил. Мне было ужасно страшно и стыдно. Так что я всю вторую половину путешествия просидела с пылающими щеками в каюте, думая: «А что ты, собственно, хотела? И рыбку съесть, и крючком не подавиться? И охотницей стать, и чтоб с тобой как с королевой обращались?»
