Начали мы путешествие по Монако со сказочного места Эс — малюсенький город XI века, из теплого булыжника, на самой вершине скалы, где часто отдыхают наши миллиардеры. (Позже это подтвердил миллиардер, с которым меня свел Петр Листерман, рассказав, что Эс — его любимое место отпуска.) В этом городке, больше похожем на декорации к фильму про средневековых принцесс, — всего один отель для «самых-самых ВИП-персон», как объяснил мне Жан. Поражающее роскошью место с подвесными садами, видом на Монте-Карло с высоты птичьего полета и гуляющими по саду павлинами.
— Когда не так жарко и над морем нет тумана, отсюда видна Корсика, — умиляясь моему восторгу, рассказывал Жан, когда мы поднялись на самую вершину. — А как-то в июле я возил сюда дочку на праздник древности. Очень интересно… Жители — в старинных костюмах ходят, и всюду представления. Женевьев тогда очень понравилось. Она, прямо как ты, визжала от восторга! Ей на старом ткацком станке поработать дали и какую-то свистульку раскрасить… Но вообще здесь даже поесть в ресторане просто так невозможно, — говорил Жан. — Надо заказывать место за месяц.
— А ты здесь отдыхал?
— Нет. Счета за номера с пятью нолями. Слишком большая трата денег.
— Даже для тебя?
— Почему — «даже»? Если я буду постоянно швырять деньги на ветер, мне нечего будет оставить дочери. Богатство, дорогая моя, прежде всего обязывает обращаться с деньгами грамотно.
Франция и Монако — «высокие отношения»!
А потом мы спустились со скалы и въехали в Монте-Карло. Это были последние часы нашего мирного общения. Первый раз я заметила, что Жан напрягся, когда я восхитилась пускаемыми с одной из яхт фейерверками. На Ривьеру спустился васильковый вечер, и сама яхта почти сливалась с водой. И только разноцветные снопы огней выхватывали из мрака силуэт кораблика и раскрашивали блики на воде в разные цвета.
— Это, скорее всего, русская яхта, потому что только ваши мужчины, даже будучи богатыми, глупы и не умеют распоряжаться деньгами! — фыркнул Жан, когда я, повизгивая от восторга, попросила остановить машину.
— Просто русские люди любят красиво отдыхать. Ну посмотри, какая сказка. И потом, это не самый большой порок. Фейерверк — это не так уж и дорого. Мы каждый Новый год их закупаем. Не такие, конечно, но все же. И потом, это же их деньги! Как хотят, так и тратят. В России даже поговорка есть: «Пьет на свои»…
— При чем тут то, что это их деньги? Как я уже говорил тебе недавно, деньги и власть — это не вседозволенность, а особое положение в обществе. Но это особое положение не только дает свободу, а еще и обязывает. Вы богаты, сильны, значит, вы несете ответственность перед обществом за то, на что тратите свою силу. Это даже законом, конституцией прописано! Я должен платить больше налогов, чем рядовой обыватель, и, например, обязательно участвовать в благотворительности. Если я не буду этого делать, люди не будут меня уважать, потому что у нас общество очень строго следит за репутацией. И для бизнеса репутация очень важна. Общество никогда не будет уважать бизнесмена, который раскидывается «лишними» деньгами, вместо того чтобы вложить с пользой. И в любой европейской стране, где есть нормальные законы и мораль, люди это понимают. А ваши русские — варвары! Ты же сама рассказывала, что у вас полстраны голодает и не знает, где лечиться, а теперь восхищаешься салютами, которые они здесь пускают ночи напролет, вместо того чтобы сделать что-то полезное.
В принципе, я была с ним абсолютно согласна в том, что хоть фейерверк и красив, но если смотреть на него, вспоминая, что гуляющие «купцы» из страны, где люди умирают от того, что не на что купить невменяемо-дорогое лекарство, то ничего, кроме словосочетания «пир во время чумы», в голову не лезет.
Еще больше Жан помрачнел, когда я затащила его в центральное казино Монте-Карло. Я не собиралась играть, тем более на его деньги. Просто как я могла не пойти и не посмотреть на легендарное место, которое одновременно называют и крупнейшей «прачечной грязных денег», и памятником истории и архитектуры? Это легендарное казино, ни капельки не похожее на наши российские, безвкусно сверкающие миллионами неоновых лампочек, современные «гнезда порока». Величественное здание, огромное крыльцо под светящейся крышей, украшенной чугунным литьем, три входа с трехметровыми резными дверями, мраморные ступени… Напротив дверей огромный фонтан. Подъезд к крыльцу — по кругу, как мостили еще во времена, когда вместо автомобилей были экипажи с лошадьми. И — милая деталь — прямо через дорогу круглосуточный (!) ювелирный магазин. Не иначе как по заказу охотниц, сопровождающих игроков в казино! Чтобы, в случае выигрыша, не терять времени даром…
На входе проверяли паспорта. Мой паспорт просмотрели быстро, а с его документом возникла какая-то заминка, суть которой я не поняла, но Жан процедил сквозь зубы что-то ругательное в адрес жителей Монако, которые ненавидят французов.
Позже я узнала, что это правда, причем ненависть взаимна. Это один из самых распространенных вариантов конфликта между народами, так сказать, «родственный», вроде нашего с Украиной… Ведь у ближайших соседей, как правило, всегда есть претензии друг к другу. Вот и у французов с монегасками (так называют жителей Монако) вражда с незапамятных времен. То есть когда-то, до 1793 года, они жили мирно. А потом революционные войска Франции оккупировали княжество и насильно присоединили его к Французской Республике. Принудительная «семейная любовь» длилась почти 70 лет, и в 1861 году, откупившись от Французов двумя городами, Монако снова стало независимым. Кстати, знали бы французы, что будет через год, — нипочем бы не отпустили. Потому что в 1862 и открылось то самое первое, знаменитое казино «Де Пари», положившее начало игорному бизнесу, который теперь кормит всю страну. Да как!
Жить в Монако стремятся богатые люди со всего мира, потому что, как известно, это единственная страна в Европе, где граждане не платят налогов (ни подоходный, ни на жилье, ни на автомобиль, потому что все социальные нужды оплачиваются за счет компании SBM — владельцев казино). Все, кроме французов! Потому что на них это правило не распространяется, несмотря на то что в Монако их постоянно проживает двенадцать тысяч.
Точнее всего мнение монегасков о французах описал один известный британский журналист: «Родившись французом, ты получаешь самый позорный приз на лотерее жизни. У твоей жены будут вечно небритые подмышки. Тебе придется разговаривать на глупо звучащем языке, в котором слово „стол“ женского рода. Ты будешь знать, что твоя страна проиграла все без исключения войны, в которых участвовала за последние 900 лет. Тебе придется есть конину, и, наконец, тебя никогда не освободят от уплаты налогов в Монако!» Французы же в свою очередь твердят, что Монако — это вовсе не «бриллиант Французской Ривьеры», как принято его называть, а лишь «саднящий прыщ на заднице у Франции». И, завидев монакские номера на дорогом автомобиле, припаркованном в Каннах, царапают его ключами. (В таких переделках, кстати, чаще всего страдают наиболее понтовые авто наших миллионеров, живущих на виллах в Монако и приезжающие в Канны по случаю каких-либо вечеринок.) Вот такие «высокие отношения».
