– Ну же, выскажись: то, чего у тебя никогда не было со
мной.
– Я бы не относился к тебе с таким огромным уважением,
если бы ты отошла на второй план. И у тебя для этого нет оснований: ты знаешь
об этом бизнесе больше, чем кто-либо в Европе.
– И в Штатах, – гордо добавила она.
– И в Штатах. А если ты передашь свои знания
Алессандро, то «Сан-Грегорио» будет процветать на протяжении ближайших ста лет.
– Иногда я беспокоюсь об этом. Что, если он не захочет?
– Захочет.
– Откуда ты можешь знать?
– Ты когда-нибудь говоришь с ним об этом? Он
разговаривает так, как будто ему не пять лет, а пятнадцать. Возможно, он не
столь проницателен, как ты в смысле дизайна и цвета, но воздействие этого,
способность, механизмы работы «Сан-Грегорио» у него уже в крови. Как у Амадео.
Как у тебя.
– Надеюсь, что это так. – Она сделала пометку в уме,
что надо больше говорить с сыном о своей работе, когда вернется в Нью-Йорк. – Я
ужасно скучаю по нему, – сказала она, – и мне кажется, он начинает сердиться.
Он хочет знать, когда я возвращаюсь.
– И когда же?
– Через месяц. Так даже лучше. Наташа сняла на лето дом
в Ист-Хэмптоне. Он сможет побыть на побережье, пока я закончу здесь и буду
искать квартиру в Нью-Йорке.
– Ты будешь ужасно занята. Тебе придется подыскать
временное помещение для офиса – ребята приедут через две недели после тебя, –
не говоря уж о поисках постоянного помещения, архитектора для его оформления,
места, где ты будешь жить с Алессандро.
– Пока ты будешь просиживать зад в Греции! Он
усмехнулся:
– Я заслужил это, чудовище.
– Пошли, – сказала она, – давай продолжим работу.
В тот день они трудились до одиннадцати вечера, сортируя
ценные вещи в гостиной, упаковывая то, что могли, а все прочее оставляя
профессиональным упаковщикам. Красные ярлыки навешивались на то, что
отправлялось вместе с ней, синие – на те вещи, которые оставались в Риме,
зеленые – на то, что сдавалось на хранение. Оставалось кое-что еще, неизбежные
вещи на выброс, которые всегда появляются при переезде. Даже у Изабеллы с ее
мебелью в стиле Людовика XV, мрамором и вещицами от Фаберже все же были
сломанные игрушки, вещи, которые она терпеть не могла, книги, которые ей не
хотелось сохранить, и треснувшая посуда.
Бернардо подвез ее в тот вечер до дома мод «Сан-Грегорио» и
вновь забрал на следующий день. В последующие три недели они рано заканчивали
работу, приезжали на виллу к двум часам и уезжали после полуночи. К началу
четвертой недели все было сделано.
Изабелла в одиночестве остановилась на мгновение посреди
горы ящиков, аккуратно сложенных в гостиной и холле. Море красных ярлыков –
ценные вещи, которые она отправляла в Нью-Йорк. В доме вдруг странно зазвучало
эхо, свет был выключен. Был третий час ночи.
– Ты идешь? – Бернардо уже ждал возле машины.
– Подожди! – крикнула она и тут же подумала: «Чего? Что
он вернется?» Вдруг она услышит его шаги? Человека, которого нет уже десять
месяцев. Она тихо шепнула в темноту: – Амадео?
Она ждала, прислушиваясь, вглядываясь, как будто он мог
вернуться к ней и сказать, что его исчезновение было всего лишь шуткой. Что она
должна остаться и распаковать вещи. Что на самом деле похищения не было... или
было, но убили кого-то другого. Она постояла там, дрожа в одиночестве, минуту,
которая показалась ей часом, затем со слезами на глазах тихо закрыла и заперла
дверь. Изабелла в последний раз подержалась за дверную ручку, зная, что уже
никогда не вернется.
Глава 25
– Ты приедешь навестить меня? Обещаешь? – Она никак не
могла оторваться от Бернардо в аэропорту. Они оба плакали. Но вот он промокнул
ей глаза своим носовым платком и резко смахнул собственные слезы.
– Обещаю. – Он знал, как она вдруг занервничала, что ей
придется одной руководить своим делом в Нью-Йорке. Но она разумно подбирала
штат. Перони и Бальтаре не хватало воображения, но они были надежными
исполнителями. Изабелла не нуждалась ни в ком с воображением: у нее самой его
было достаточно. – Поцелуй за меня Алессандро, – сказал он. Она опять
заплакала.
– Обязательно.
Это была невыносимая неделя прощаний. На вилле. В доме мод.
С Габриэлой, с которой она увидится во время следующего приезда в Рим через три
месяца. Ее мучила боль неизбежных расставаний. А теперь пришло время Бернардо.
В каком-то смысле все походило на бегство шесть месяцев назад. Но на этот раз
все происходило при свете дня, в аэропорту Рима, два телохранителя явно
скучали, и больше не было назойливых звонков. Все наконец-то кончилось. Даже
Бернардо согласился, что теперь она может спокойно появляться повсюду в
Нью-Йорке. Ни для кого не было тайной, что Изабелла переводит свой бизнес в
Нью-Йорк, скоро появятся фотографии в прессе. Но полиция заверила, что ей
больше не угрожает реальная опасность. Ей надо быть благоразумной и, возможно,
чуть-чуть осторожной в отношении Алессандро, но не больше, чем кому-либо в ее
положении. Она получила хороший урок.
Она в последний раз поцеловала Бернардо, и он улыбнулся ей
сквозь слезы.
– Пока, Изабеллецца. Береги себя.
– Пока, Нардо. Я люблю тебя.
Они обнялись в последний раз, и она поднялась в самолет. На
сей раз одна, без телохранителей, в салон первого класса, под собственным
именем. Из глаз у нее текли слезы.
Она проспала три часа, затем слегка перекусила, достала
бумаги из портфеля и улыбнулась от перспективы вскоре увидеть Алессандро. Она
не видела его уже два месяца.
Когда самолет приземлился в Нью-Йорке, она быстро прошла
через таможню, на этот раз ничего не опасаясь.
Она вспомнила последний раз, когда прилетела в Нью-Йорк
измученная, запуганная, с ювелирными украшениями, спрятанными в сумочке, с
телохранителями с обеих сторон и с ребенком на руках. Сегодня офицеры на
таможне пропустили ее, махнув рукой, и она поспешно поблагодарила, проходя
через ворота и осматривая аэропорт.
Тут она увидела Наташу с детьми и побежала к ним,
подхватывая Алессандро на руки.
– Мама!.. Мама! – Весь аэропорт наполнился его криками.
Она крепко обняла его, прижимая к себе.
– О, дорогой, как я люблю тебя... Ты так загорел.
Бернардо просил поцеловать тебя.
– Ты привезла мою карусель? – У него были широко
раскрытые счастливые глаза, совсем как у нее.
– Пока нет. Если мы найдем дом с садом, то я попрошу
прислать ее, но знаешь, ты, пожалуй, уже вырос из нее.
– Карусели для маленьких детей. – Джесон с презрением
смотрел на них, на все их поцелуи и объятия. Такое поведение не для мужчин. Но
Изабелла, тем не менее поцеловала его, пощекотала, и он неожиданно рассмеялся.
