Михаил вместе с инженером бросился вслед за Надей. По всему самолету уже снова гремело, перемежаясь с диким хохотом, громогласное «раз-два-три». Дальше получилось совсем не весело: на слова всемогущие депутаты, на личном опыте зная им цену, плевать хотели. До них упорно не доходило, что самолет из-за их дурачества может рухнуть. Покладистых, пригрозив кулаками, растолкали по креслам. А с самыми буйными пришлось и подраться, пока не удалось их скрутить и уложить на пол в проходе. Пьяные мужики неистово сопротивлялись — Фадеева спасала лишь прекрасная физическая форма и юность.
Когда «укротители строптивых» вернулись в кабину, командир, мельком взглянув на них, только присвистнул. Форменный пиджак Михаила оказался изодран, под глазом и на скуле красовались синяки, на лбу обозначилась ссадина. Он не чувствовал физической боли, но душевные муки, вперемежку с отчаянием, казались невыносимыми. Куда он теперь с такой рожей?! Кто станет разговаривать с летчиком, который выглядит как последний бомж? Магадан, в котором он еще даже не успел приземлиться, оказался для него закрыт. Последняя точка на карте стерла сама себя.
— Милицию вызывать будем? — инженер отряхивал пиджак: выглядел он тоже неважно.
— Будем, — буркнул командир, — только что толку? Мы ж не на Западе, где за такое, невзирая на регалии, посадят. Или штраф впаяют, чтоб расплачивались всю жизнь.
— Все равно надо! — со свинцовой обидой в голосе произнес Михаил.
— Надо так надо, — пожал плечами командир, — но тебе, друг, придется испариться раньше, чем стражи порядка поднимутся в самолет. Я лично не готов объяснить им, откуда ты у нас тут взялся.
Самым приятным в том сумасшедшем рейсе были нежные Надины руки, которые порхали над его лицом, обрабатывая раны. Он сидел, прикрыв глаза, и не чувствовал ничего, кроме близости женщины и манящего запаха ее духов.
— Тебе говорили, что ты очень милый? — одними губами, так, чтобы не слышал больше никто в кабине, спросила она.
В ответ, ошарашенный, он только и смог что мотнуть отрицательно головой.
— Жена есть?
Михаил в изумлении вытаращил глаза. Наденька улыбнулась, бросила на него загадочный взгляд и вышла в салон.
Как только подогнали трап и бортпроводница открыла дверь, Михаил выскользнул из самолета, словно вор. Очутившись после духоты кабины на холоде, да еще в непроглядной тьме, он с неожиданной остротой ощутил отчаяние и одиночество. Жизнь его кончена. Столько лет напряженной учебы, беспрестанных тренировок, перегрузок — и все впустую. Все для того, чтобы оказаться на краю земли без работы, без дома, без веры.
Идти ему было некуда, надеяться не на кого. Все. Крайняя точка — Магадан. Он брел по летному полю, сам не зная куда, потом резко остановился под фонарем, вокруг которого кружились гигантские мошки и комары, поставил на землю свой неизменный пообтершийся «дипломат» и сел. Голова гудела как медный колокол, мысли смешались. Никогда в жизни он не курил — даже в мыслях портить себе здоровье не было, а вот сейчас ему до смерти захотелось сигарету. Да и чего ради теперь-то здоровье беречь? Не видать ему «Ил-86» как своих ушей! Михаил глупо похлопал себя по карману пиджака, в котором лежала последняя купюра: на пролетную бутылку, если вдруг и здесь не повезет, и вдруг нащупал твердый предмет.
Засунул руку, извлек связку ключей с брелком в форме орхидеи. В первую секунду даже испугался — мало ли, вдруг случайно чужие ключи утянул. Потом пошарил в кармане еще — обнаружил сложенную вчетверо записку: «Магадан, улица Ленина, дом 15, квартира 6». И все, ни подписи, ни объяснений. Он поднес листок к лицу и уловил едва заметный аромат женских духов. В мозгу, моментально среагировавшем на запах, прозвучало только одно имя «Надя».
Не в силах прийти в себя от изумления, он спрятал нежданные сокровища в карман брюк. Стянул с плеч форменное тряпье, сдернул галстук и сунул все в «дипломат». Оглядел рубашку под светом фонаря — вроде нормально.
Подхватив свою легкую ношу, он уверенно двинулся к аэропорту. Сердце пело, возбуждение охватило его с головы до ног. Еще минуту назад умиравший от отчаяния и безысходности, он летел словно на крыльях.
Деньги, которые берег на бутылку, превратились в стройную белую розу — не смог равнодушно пройти мимо цветочного ларька. Продавщица бросала на него укоризненные взгляды, пока он выбирал цветок, видно, думала плохое обо всех мужиках сразу — сначала напьются, подерутся, а потом возвращаются домой заглаживать вину. Но ему было все равно.
Он добрался на автобусе до города, без труда нашел нужную улицу, дом. Открыл дверь ее квартиры — чувствовал себя преступником и все боялся, что на шум выглянут соседи, — зашел. Сил хватило только на то, чтобы снять ботинки, найти вазу для розы и ополоснуть в раковине лицо. А потом он прошел в комнату и, не решившись лечь на диван, свернулся калачиком прямо на полу. Тело стало свинцово-тяжелым, глаза закрылись сами собой. Через мгновение он уже спал.
Его разбудил звонок. Михаил на ощупь добрался до двери, открыл.
— Где ты так долго была? — прошептал Фадеев, когда почувствовал на своем лице Надины руки.
— Представляешь, — она серебристо засмеялась, — нас в милиции продержали два часа. Для дачи показаний. А этих пьяниц-депутатов выпустили через десять минут.
— Вот черт, — совершенно равнодушно произнес он: сейчас его волновал только ее голос и невероятно гибкое тело под форменной блузкой.
— Вот так, мальчик мой, — она, сбросив туфли, увлекла его за собой в спальню, — оказывается, не было никакой угрозы безопасности полетов. А мы-то разволновались!
— Неважно, — шептал он прямо ей в губы, — неважно…
На следующий день они очнулись только к вечеру: за окном невероятно красный закат из последних сил боролся со сгущающимися сумерками. Михаил наконец-то смог оглядеться — квартира оказалась небольшой, но прилично обставленной. Было видно, что все здесь — и мебель, и ковры, и люстры — было привезено из-за границы и явно стоило немалых денег.
— У меня папа — большой босс в авиации, — усмехнулась она, перехватив Мишин взгляд.
— Рад за тебя, — ответил он, смущенный ее проницательностью.
— Хочешь, помогу тебе на работу устроиться?
В горле у Михаила внезапно пересохло, на минуту повисла тяжелая пауза. Он посмотрел на Наденьку с такой искренней благодарностью, что она в первый раз за все время их недолгого знакомства смутилась.
— Ну, так как? — она отвела взгляд от его пронзительно-синих глаз.
— Спасибо, — едва выговорил он.
— Что — спасибо? — улыбнулась она.
— Спасибо, я сам.
— Миша, — Надя перестала улыбаться, взгляд ее стал темным, — сам ты уже пробовал. Видишь, не получается.
— Нет, Наденька, — он перевел дыхание, — я — мужчина и должен решать свои проблемы сам.
— Как хочешь, — она встала с постели, на ее матовой коже золотистыми всполохами таял закат.
