Ее глаза округлились.
– Маленький, ты хочешь сказать... в смысле – там?
– Маленький, – повторила я. – Крошечный. Микроскопический. Стремящийся к нулю! – Признавшись, я облегченно выдохнула. – Я не про твердый. В стоячем положении он в принципе был нормальным. А вот в висячем он словно вдвигался в тело и выглядел прямо-таки как маленький... – Продолжить я не смогла, потому что залилась смехом.
– Что? Хватит, Кэнни. Перестань смеяться. Сядь прямо. Скажи мне!
– Волосатый желудь, – выдавила я. Макси аж завизжала. От смеха слезы брызнули из глаз, я каким-то образом развернулась, моя голова ткнулась ей в колени.
– Волосатый желудь! – повторила она.
– Ш-ш-ш! – осекла я ее, пытаясь выпрямиться.
– Волосатый желудь!
– Макси!
– Что? Ты думаешь, он может меня услышать?
– Он живет в Нью-Джерси, – очень серьезно произнесла я.
Макси забралась на стойку, рупором приложила руки ко рту.
– Дамы и господа, внимание! Волосатый Желудь живет в Нью-Джерси!
– Если не собираешься показывать нам свои сиськи, слезай со стойки! – крикнул пьяный мужчина в ковбойской шляпе. Макси элегантно показала ему палец, потом слезла.
– Слушай, а ведь из этого можно сделать ему псевдоним. Гарри Акорн
[36]
. Гарри А. Корн.
– Только никому не говори. – Язык у меня заметно заплетался. – Никому.
– Не волнуйся. Не скажу. И я очень сомневаюсь, что наши с мистером Корном пути могут где-то пересечься.
– Он живет в Нью-Джерси, – повторила я, и Макси смеялась, пока текила не потекла у нее из носа.
– Итак, – заявила она после того, как прокашлялась и прочихалась, – ты сохнешь по парню с крохотным крантиком, который очень плохо к тебе относился?
– Он не относился ко мне плохо. Был таким милым... внимательным...
Но она не слушала.
– Милых и внимательных хватает на каждом углу. Как и тех, пусть это и печально, у кого маленькие крантики. Ты заслуживаешь лучшего.
– Я должна им переболеть.
– Так переболей наконец! Я настаиваю!
– Но как? Что для этого нужно?
– Возненавидь его! Как я тебе и говорила.
Но я не могла возненавидеть Брюса. Хотела бы, но не могла. Против воли мне постоянно вспоминалось что-то особенно нежное. Как однажды, перед Рождеством, я попросила его прикинуться Санта-Клаусом, а сама прикинулась девочкой, которая пришла в торговый центр, чтобы сфотографироваться. Как забралась к нему на колени, не отрывая ноги от пола, чтобы не надавить всем своим весом, и прошептала на ухо: «Это правда, что Санта-Клаус приходит только раз в году?» Как же он смеялся, когда я повалила его на кровать и, прижимаясь всем телом, спела: «Лучший мой подарочек – это ты».
– Эй. – Макси сунула мне в руку стаканчик с текилой. – Лекарство.
Я выпила одним глотком. Макси ухватилась рукой за мой подбородок, заглянула мне в глаза. Но я видела перед собой четыре огромных глаза, два каскада вьющихся волос, две россыпи веснушек и два идеальных по форме подбородка. Моргнула, и два лица Макси Райдер слились в одно. Она же пристально вглядывалась в меня.
– Ты все еще его любишь.
Я наклонила голову, прошептала:
– Да.
Макси отпустила мой подбородок. Моя голова упала на стойку бара. Макси подняла меня. На лице бармена отражалась тревога.
– Я думаю, она выпила достаточно, – заметил он. Макси его проигнорировала.
– Может, тебе ему позвонить? – предложила она.
– Я не могу, – ответила я, внезапно осознав, что очень, очень пьяна. – Я буду выглядеть полной дурой.
– Это, между прочим, не самое худшее.
– А что?
– Потерять человека, которого любишь, потому что мы слишком гордые, чтобы позвонить и объясниться. Это еще хуже. А теперь говори, какой номер?
– Макси...
– Давай его номер.
– Это идея не из лучших.
– Почему?
– Потому что... – Я чувствовала, как текила изнутри давит на череп. – А если он меня не хочет?
– Тогда будет лучше, если ты узнаешь об этом. В этом случае потребуется хирургическое вмешательство. Терапевтические средства не помогут. И я научу тебя, как возненавидеть его. – Она протянула мне телефон. – Вот. Звони.
Я взяла телефон. Крошечный, чуть длиннее моего большого пальца, прямо-таки игрушечный. Я отбросила крышку и, прищурившись, начала набирать номер, тыкая в кнопки мизинцем.
Он взял трубку на первом звонке.
– Але?
– Привет, Брюс. Это Кэнни.
– Пр-ривет... – По голосу чувствовалось, что он удивлен.
– Я знаю, ты моего звонка не ждал, но я в Нью-Йорке, в баре, и ты никогда не догадаешься с кем...
Я замолчала, чтобы перевести дыхание. Он не произнес ни слова.
– Я хочу тебе кое-что сказать...
– Э... Кэнни...
– Нет, я хочу, мне нужно сказать... а ты просто слушай. Слушай – И меня понесло. Слова лились потоком. – Я допустила ошибку, предложив на какое-то время разбежаться. Теперь я это знаю. И, Брюс, я очень об этом сожалею... мне недостает тебя, и с каждым днем становится хуже и хуже, я знаю, я этого не заслуживаю, но, если ты дашь мне еще один шанс, я сделаю все, чтобы ты об этом не пожалел...
Я услышала, как заскрипели пружины кровати, когда он повернулся. И чей-то голос. Женский голос.
Я посмотрела на настенные часы сквозь частокол бюстгальтеров. Час ночи.
– Но я, похоже, тебе помешала, – тупо добавила я.
– Слушай, Кэнни, ты действительно выбрала не самый удачный момент для звонка...
– Я думала, тебе нужно время, чтобы прийти в себя после смерти отца. Но ведь это не так? Дело во мне. Ты меня не хочешь.
Я услышала, как что-то упало, приглушенный разговор. Должно быть, Брюс закрывал микрофон ладонью.
– Кто она? – закричала я.
– Послушай, скажи, когда я смогу тебе перезвонить? – спросил Брюс.
– Ты собираешься о ней писать? – кричала я. – Она получит инициал в твоей замечательной, знаменитой рубрике? Она хороша в постели?
– Кэнни, – проговорил Брюс размеренно, – позволь мне тебе перезвонить.
– Не надо. Незачем. В этом нет необходимости. – И я начала нажимать на все кнопки подряд, пока не нашла ту, что прервала связь.
Протянула телефон Макси, которая печально смотрела на меня.
