Он уже шел ко мне, по пути сдернув с вешалки белый халат.
– Поднимайтесь. – Когда я встала, он накинул халат мне на плечи. – Я хочу вам кое-что показать. Пойдемте со мной.
Доктор завел меня в лифт, потом по коридору мы прошли к двери с надписью на табличке: «Только для сотрудников. Посторонним вход воспрещен», потом к другой двери с другой надписью на табличке: «Открывать в случае крайней необходимости! Сработает звуковая сигнализация!» Но, когда он открыл дверь, никакая сигнализация не сработала. А мы оказались снаружи, на крыше, с лежащим у наших ног городом.
Я видела здание городского совета. На одном уровне со мной находилась установленная на его крыше статуя Билли Пенна
[51]
. Я видела сияющее огнями здание компании РЕСО, башни-близнецы Дворца свободы, сверкающие серебром, крошечные автомобили, ползущие по находящимся далеко внизу улицам. Рождественские гирлянды украшали Маркет-стрит, тянущуюся к набережной. На открытом катке «Синий крест» по кругу скользили муравьи-конькобежцы. Я видела реку Делавэр и Камден
[52]
. Нью-Джерси. Брюс. Далеко, очень далеко.
– О чем вы думаете? – спросил доктор К.
Должно быть, я подпрыгнула, когда он заговорил. Забыла о его присутствии... забыла обо всем. Растворилась в открывшемся передо мной пространстве.
– Никогда не видела город таким, – призналась я. – Завораживает.
Доктор К. привалился к двери, улыбнулся:
– Я думаю, вам пришлось бы платить очень приличную арендную плату за квартиру в одном из небоскребов на Рит-тенхауз-сквер, чтобы постоянно любоваться таким видом.
Я вновь повернулась к реке, чувствуя, как ветер холодит щеки. До чего же чистым был здешний воздух. Весь день, во всяком случае, с того момента, как доктор Патель дала мне брошюру «Типичные жалобы первых трех месяцев беременности», я замечала, что запахов вокруг меня заметно прибавилось, и в основном неприятных. Автомобильные выхлопы... вонь собачьего дерьма из урны для мусора... бензин... даже те запахи, что мне всегда нравились, скажем, кофе, которым благоухала кофейня «Старбакс» на Южной улице, стали в десятки раз интенсивнее. На крыше воздух словно отфильтровали для меня, полностью очистив от всех запахов. Ну, для меня и богатых жителей пентхаусов, которые имели к нему постоянный доступ.
– Вам лучше? – спросил доктор К.
– Да.
Доктор К. сел, скрестив ноги, и взмахом руки предложил мне присоединиться к нему. Я присоединилась, приняв меры к тому, чтобы не сесть на белоснежный халат.
– Хотите об этом поговорить? Я искоса глянула на него.
– А вы готовы меня выслушать? Он смутился.
– Я не хочу вмешиваться в... Я понимаю, это не мое дело...
– О, нет-нет, я не об этом. Боюсь, что вам будет скучно. – Я вздохнула. – Эта история стара как мир. Девушка встречает юношу, девушка любит юношу, девушка бросает юношу по причинам, которых сама до конца не понимает, отец юноши умирает, девушка пытается утешить его, а в результате остается беременной и одинокой.
– Ага, – осторожно произнес доктор К. Я выкатила на него глаза.
– Что, вы думали, это был кто-то еще?
Он ничего не сказал, но в отблесках уличных огней я вроде бы увидела, что мой вопрос привел его в замешательство. Я развернулась к нему лицом.
– Нет, действительно. Вы подумали, что я так быстро нашла себе другого парня? – Я фыркнула. – Вы слишком уж высоко оцениваете мои возможности.
– Наверное, я подумал... откровенно говоря, я об этом и не думал.
– Тогда поверьте, что мне требуется гораздо больше времени, чем несколько месяцев, чтобы встретить человека, которому я понравлюсь, который захочет видеть меня обнаженной и с которым я буду чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы пойти на это. – Я вновь посмотрела на доктора К. Неужто он думает, что я флиртую? – Вот такие дела.
– Я сделаю соответствующую запись в вашей карте, – ответил он. Так серьезно, что я не могла не рассмеяться.
– Скажите мне... как люди узнают, что вы шутите? Голос-то у вас звучит одинаково.
– И какой у меня голос? Зануды? – Последнее слово он тянул так долго, что пусть немного, но стал напоминать зануду.
– Не совсем. Просто вы всегда очень серьезный.
– Да нет же. – Он, похоже, обиделся. – У меня отличное чувство юмора.
– Которое мне никак не удается обнаружить. – Я продолжала его дразнить.
– Учитывая, что мы разговаривали лишь несколько раз, а у вас очень сложный жизненный период, можно сказать, глобальный кризис, я не мог дать ему волю.
Да, теперь не оставалось сомнений в том, что он обиделся.
– Доводы веские, – кивнула я. – Я уверена, вы очень веселый.
Он подозрительно посмотрел на меня, густые брови сошлись у переносицы.
– С чего вы так решили?
– Потому что вы так сказали. Веселые люди знают о том, что они веселые. А вот те, которые нет, говорят: «Мои друзья считают, что у меня отличное чувство юмора». Или: «Моя мама утверждает, что у меня отличное чувство юмора». Тут ты и понимаешь, во что вляпался.
– Ага, – кивнул он. – А какую характеристику вы можете дать себе? Скажете, что вы веселая?
– Нет, – вздохнула я, глядя в ночное небо. – В данный момент я могу лишь сказать, что я в глубокой жопе.
Мы помолчали. Я наблюдала за конькобежцами.
– Вы подумали о том, что будете делать? – наконец спросил он. – Если не хотите говорить об этом, не надо...
– Нет-нет, я не против. Пока я определилась далеко не со всем. Я знаю, что сохраню ребенка, пусть это и не лучший вариант, если руководствоваться исключительно здравым смыслом. И я знаю, что с его проявлением мне придется меньше работать. Да, еще я знаю, что нужно найти новую квартиру и спросить у сестры, поможет ли она мне в первое время.
Действительно, как выяснилось, определилась я с самой малостью.
– А Брюс? – спросил доктор К.
– Видите ли, вот с этим я еще не разобралась. Мы не разговаривали несколько недель, и он встречается с другой женщиной.
– Отношения серьезные?
– Для него достаточно серьезные, раз он сказал мне о ней. И написал.
Доктор К. обдумал мои слова.
– Возможно, это ничего не значит. Может, он старается поквитаться с вами... или заставить вас ревновать.
– Что ж, у него действенный метод.
– Но ребенок… это все меняет.
