Он провел губами по ее шее.
— Мне снилась мама, — отозвалась Роуз более глубоким и хриплым, чем обычно, голосом.
Но так ли это? Ее мать? Мэгги? А может, она сама бежала в чаще, спотыкалась о корни, падала на колени, поднималась и бежала снова? Но от кого? И куда?
— Моя мать умерла… я говорила? Не помню. Умерла, когда я была маленькой.
— Сейчас вернусь, — прошептал Саймон, вставая. Роуз слышала, как он протопал на кухню, босиком, в дурацкой полосатой пижаме, и вернулся со стаканом воды. Роуз благодарно припала губами к прохладной влаге, а Саймон лег, выключил свет и снова прижался к ней, положив одну ладонь на ее лоб, а другой поддерживая голову словно ценное произведение искусства.
— Обидно, что твоя ма умерла так рано. Хочешь поговорить?
Роуз покачала головой.
— Можешь рассказать все. Я о тебе позабочусь. Обещаю.
Но в ту ночь Роуз ничего ему не сказала. Только закрыла глаза, удобно устроилась в его объятиях и позволила себе снова уплыть в сон.
Элла сидела за столом, перелистывая блокнот и пытаясь составить список бесплатных медосмотров для следующего номера «Голден-Эйкрс газет», когда зазвонил телефон.
— Алло? — сказала она в трубку. Молчание… кто-то дышал ей прямо в ухо.
— Алло, — повторила Эмма. — Миссис Лефковиц, это вы? Вы не заболели?
— Это Элла Хирш? — спросил молодой женский голос. «Телемаркет», — подумала Элла.
— Да, это я.
Короткая пауза.
— У вас была дочь Кэролайн?
Элла затаила дыхание.
— Есть, — выдавила она. — То есть да, была.
— Видите ли, вы меня не знаете. Я Мэгги Феллер.
— Мэгги! — ахнула Элла, ощущая знакомую смесь надежды, облегчения, возбуждения и ужаса. — Мэгги! Я звонила. То есть звонила твоей сестре… она получила мое сообщение? Это она тебе сказала?
— Нет, — сказала Мэгги, немного помедлив. — Послушайте, вы меня не знаете и не обязаны выручать. Но я в беде…
— Я помогу, — немедленно пообещала Элла и зажмурилась изо всех сил, пыталась поверить во все это, отчаянно надеясь.
Часть третья
Я сердце твое в своем сердце ношу
а
в
42
Никогда еще Роуз Феллер так горько не жалела о смерти матери, как в период помолвки с Саймоном Стайном. Их первое свидание было в апреле. К маю они уже встречались едва ли не каждый вечер. К июлю Саймон фактически перебрался в квартиру Роуз. А в сентябре снова повел Роуз в «Приют придурков», полез под стол, якобы подбирая упавшую салфетку, и вынырнул с черной бархатной коробочкой в руках.
— Слишком скоро. — Роуз не могла поверить своим глазам, но Саймон спокойно взглянул на нее и ответил:
— Я в тебе уверен.
Свадьба была назначена на май следующего года, на дворе уже был октябрь, а это означало, как в один голос твердили продавщицы, что Роуз опоздала выбрать свадебное платье.
— Знаете ли вы, как долго мы ждем очередную партию платьев? — спросила женщина в первом же магазине.
«Знаете ли вы, как долго я ждала подходящего парня?» — едва не выпалила Роуз, но все же решила промолчать.
— Настоящая пытка, — рассердилась она, пытаясь натянуть колготки, по которым мгновенно поползла дорожка шириной в дюйм, стоило только сунуть в них ногу.
— Позвонить в «Международную амнистию»? — осведомилась Эми. Роуз покачала головой и швырнула кроссовки в угол завешенной кружевными шторами раздевалки свадебного салона, где в воздухе разливался аромат сушеной лаванды, а из музыкального центра лились исключительно любовные песни.
Роуз затянули в бюстье, вздернувший ее груди едва не до подбородка, и, как она обнаружила позднее, оставивший пакостные синяки на боках, велели надеть корсет, который продавщица охарактеризовала как «трусики-утяжки», но Роуз, слава Богу, не слепая и прекрасно видела, что ей подсунули. Корсет благополучно перекрыл подачу воздуха, но продавщица настаивала на полном обмундировании.
— Прежде всего необходимы формирующие фигуру предметы одежды, — твердила она, глядя на Роуз с таким видом, словно желала добавить: «И все остальные невесты уже успели это усвоить!»
— Ты просто не знаешь, что мне приходится терпеть, — простонала Роуз.
Продавщица сунула ей в руки платье, расстегнула молнию и велела нырять. Роуз прижала руки к бокам, наклонилась, морщась от боли в нещадно стиснутой талии, и сунула голову в вырез. Широкая юбка развернулась и упала до щиколоток. Роуз просунула руки в рукава, и продавщица сделала первую попытку застегнуть платье.
— И что тебе приходится терпеть? — поинтересовалась Эми.
Роуз закрыла глаза и пробормотала имя, терзавшее ее все два месяца помолвки. Имя особы, которая будет изводить ее до самой свадьбы.
— Сидел.
— Ой!
— «Ой» — это еще слабо сказано! Злая мачеха решила стать моей лучшей подругой.
Роуз ничуть не преувеличила. Когда они с Саймоном приехали в Нью-Джерси сообщить радостную новость, Майкл обнял дочь и хлопнул Саймона по спине. Сидел же не двинулась с места словно громом пораженная.
— Как чудесно, — выдавила она наконец, едва шевеля тонкими губами, хотя негритянские ноздри разверзлись неестественно широко, грозя втянуть журнальный столик. — Как я рада за вас.
На следующий день она позвонила Роуз и пригласила ее на чай, чтобы, как она выразилась, «отпраздновать» событие и предложить свои ус нуги по организации свадьбы.
— Не хочу хвастаться, дорогая. Но люди до сих пор говорят о свадьбе Моей Марши, — заявила она.
Роуз нашла последнее утверждение вполне естественным, учитывая склонность мачехи при каждом удобном и неудобном случае упоминать о свадьбе дочери. Но при этом была так потрясена сдержанностью Сидел, впервые в жизни не язвившей над ее манерой одеваться и пренебрегать диетой, что сдуру согласилась и, надев новенькое кольцо, к которому так и не успела привыкнуть, отправилась на чай в «Ритц-Карлтон».
— Это был кошмар, — призналась Роуз. Эми кивнула и разгладила кружевные перчатки до локтя, которые в этот момент примеряла.
Роуз сразу заметила мачеху. Та сидела одна перед чайником и двумя чашками с золотой каймой и выглядела, как всегда, устрашающе величественно. Прическа залачена так, что ни один волосок не шевельнется. Кожа блестящая и туго натянутая, словно целлофановая обертка. Косметика, как всегда, кукольно-безупречна, золотые украшения — внушительны, кожаная коричневая куртка — та самая, на которую Роуз с завистью глазела в витрине «Джоан Шепп» по пути в отель.
— Роуз, — проворковала Сидел, — ты прекрасно выглядишь.
