Купальники тем временем стали потихоньку расходиться. Элла неловко откашлялась.
— Бьюсь об заклад, тебе не хватает общества сверстников, — заметила она. — Трудно сознавать, что ты здесь единственная из молодежи.
— Я в порядке, — отрезала Мэгги.
— Она в порядке, — проворчат Джек. Мэгги открыла глаза и развернула блокнот. «Дорогая Роуз», — вывела она. Элла заглянула в блокнот и быстро отвела глаза. Но Дора, не отличавшаяся особым тактом, вмиг насторожилась.
— Кто такая Роуз?
— Моя сестра.
— У вас есть сестра? Какая она? — оживился Джек, откладывая карты. Герман последовал его примеру. — У нее есть сестра!
— Она адвокат в Филадельфии, — пояснила Элла, но тут же, прикусив язык, умоляюще посмотрела на внучку. Та, проигнорировав ее, захлопнула блокнот, встала, уселась на бортик бассейна и принялась болтать ногами в воде.
— Она замужем? — спросила Дора.
— Какие дела ведет? — включился Джек. — Случайно, не составляет завещания?
— Собирается приехать? — перебил приятеля Герман. — Похожа на вас, Мэгги? У нее тоже тату?
— Она не замужем, — сообщила Мэгги. — Зато у нее есть бойфренд.
«Во всяком случае, был, пока не встряла я и не нагадила ей».
Тряхнув головой, она тупо уставилась в хлорированные глубины бассейна.
— Расскажите о сестре побольше, — не унималась Дора.
— Она любит пирсинг? — поинтересовался Герман. Мэгги улыбнулась и покачала головой:
— Роуз совсем на меня не похожа. Разве что самую чуточку. У нас глаза и волосы одного цвета, но она крупнее меня. И никаких тату. Она очень консервативна. Все время скручивает волосы в узел.
— Как ты, — вставила Элла.
Мэгги хотела запротестовать, но вспомнив, что сегодня тоже заколола волосы, промолчала. Бросилась в воду, легла на спину и поплыла.
— Роуз может быть очень смешной, — добавила она из воды.
Элла поспешила к бортику бассейна. Остальные приятели Мэгги тоже плюхнулись в воду, сражаясь за самое выгодное место рядом с ней.
— Ужасно забавно… Девочками нам пришлось жить в одной комнате. Там стояли две кровати, с тумбочкой между ними, и она часто читала лежа, а я любила перепрыгивать через нее. Роуз старалась не обращать внимания, а я скакала взад-вперед и приговаривала: «Проворная бурая лисичка прыгает через ленивую собаку».
— Значит, ты была проворной лисичкой, — заключила Элла.
Мэгги уставилась на нее как на идиотку. Ее примеру последовали Джек, Дора и Герман.
— Я повторяла это, пока она не стукнула меня, — выдавила Мэгги.
— Стукнула? — поразилась Элла.
— Я прыгала и прыгала, хотя видела, что сестра очень рассердилась. Но я не унималась, и тогда она подняла руку и огрела меня по спине, как раз на середине прыжка.
Мэгги кивнула и вышла из воды со странно довольным видом, словно наслаждаясь этими воспоминаниями.
— Расскажите нам о Роуз еще, — попросила Дора. Джек поспешил к Мэгги с полотенцем и тюбиком крема от загара.
— Она не слишком заботится о своей внешности. И об одежде тоже, — сообщила Мэгги, растягиваясь в шезлонге. Роуз. Роуз, стоящая перед зеркалом… Роуз, плюхающая тушь на ресницы и безмятежно идущая к двери, не замечая черных полумесяцев на щеках.
— О, мне бы хотелось познакомиться с ней, — захлопала в ладоши Дора.
— Пригласите ее сюда, — поддакнул Джек, обращаясь к Элле. — Уверен, что ваша внучка с удовольствием провела бы время с сестрой и бабушкой.
Мэгги понимала, что Джек прав. Элла была бы счастлива познакомиться с Роуз. Да и кто на ее месте не был бы счастлив? Но сама Мэгги не была уверена, что готова снова встретиться с Роуз, даже если бы та и согласна простить ее. С тех пор как Мэгги той ужасной ночью покинула Филадельфию, дела ее пошли на лад. Единственный раз в жизни она не была тенью Роуз, младшей сестрой — не слишком умной, не слишком способной, жалкой неудачницей, которую угораздило родиться хорошенькой в те времена, когда внешность окончательно перестала иметь значение. Ни Коринна, ни Чарлз не знали ее историю. Не имели понятия о ее злоключениях. Класс для отстающих в развитии. Все места работы, которую она бросала или ее увольняли. Все девочки, бывшие когда-то ее подругами. Дора, Герман и Джек не считали ее ни дурой, ни шлюхой. Они ею восхищались. Прислушивались к каждому ее слову. А Роуз приедет и все испортит!
«Пончики?» — спросит она тоном, предполагающим, что Мэгги не способна ни на что, кроме как продавать их. Комната для гостей в доме бабушки, чужая машина. Доброта чужих людей. Подачки. Из жалости или…
Мэгги снова открыла блокнот.
«Дорогая Роуз», — вывела ока еще раз и остановилась. Потому что не знала, как объяснить сестре. Что сказать.
«Это Мэгги, на случай, если ты не узнала почерк. Я во Флориде с нашей бабушкой. Ее зовут Элла Хирш, и она была…»
Господи, как же трудно! Ведь есть же слова для того, что она хотела сказать. Мэгги почти вспомнила главное слово, практически ощутила на языке, и это ощущение заставило ее сердце забиться совсем как на лекции в Принстоне, когда она сидела в заднем ряду и правильный ответ был готов сорваться с губ.
— Каким словом можно обозначить, когда кто-то хочет быть с кем-то, но не может из-за ссоры или чего-то в этом роде? — спросила она.
— Еврейское слово? — осведомился Джек.
— Кто тут собирается писать на идиш? — оживился Герман.
— Не идиш, — нетерпеливо отмахнулась Мэгги. — Такое слово… когда две родственницы или, скажем, подружки сердятся друг на друга из-за одной штуки и поэтому не видятся.
— «Отдаление» или «отчужденность», — сказал Льюис. Джек негодующе уставился на него, но Мэгги, казалось, этого не заметила.
— Спасибо, — кивнула она.
— Рад быть полезным в свои золотые годы, — слегка поклонился Льюис.
«Ее зовут Элла Хирш, и она отдалилась от нас», — написала Мэгги и проглядела текст. Дальше шло самое трудное. Но недаром она пожила в Принстоне, где научилась обращаться со словами, отбирая самые точные, как хорошая повариха выбирает лучшие яблоки из корзины, самого жирного цыпленка с витрины мясной лавки.
«Прости за то, что случилось прошлой зимой, — вывела она, решив, что это, вероятно, самый верный способ исправить содеянное. — И прости, что обидела тебя. Я хочу…»
Мэгги вновь перестала писать, чувствуя, что окружающие смотрят на нее словно на редкостное морское создание, попавшее в неволю, экзотическое животное в зоопарке, сумевшее освоить новый забавный трюк.
— А как сказать, если хочешь что-то исправить?
— Примирение, — тихо подсказала Элла, а потом произнесла еще раз, по буквам, и Мэгги, для полной уверенности, записала его дважды.
