— Здравствуй, Роуз, — произнес он.
Ничуть не изменился. Но чего она ожидала? Что без нее он завянет и умрет? Облысеет, покроется угрями, а из ушей полезут пучки волос?!
Роуз кивнула, надеясь, что он не заметит, как трясутся ее колени, как дрожат руки, дергается шея. Кстати, у него из ушей действительно лезли волосы! Не та мерзкая поросль, которую она так часто видела в ушах других мужчин, но все-таки! Светлые. Неопровержимое доказательство того, что он не совершенство. Да и с ее сестрой он спал, что тоже можно истолковать как свидетельство несовершенства. Подумаешь об этом, и сразу легче становится. Особенно при мысли об ушах.
— Что привело тебя сюда? — спросил он. Голос звучал неестественно высоко. Неужели Джим Денверс нервничал?
Роуз небрежно откинула волосы.
— О, мы с Лоупи старые друзья. Катались вместе на лошадях, пели а капелла в хоре колледжа. Были в одном студенческом обществе, бегали на свидания…
Джим покачал головой.
— Лоупи вегетарианка и всегда выступала против езды на лошадях, считая это эксплуатацией животных. Кроме того, в колледже она была убежденной лесбиянкой. Так что все свидания могли быть только в женском варианте.
— О, я просто перепутала, — выкрутилась Роуз. — Имела в виду жениха.
Джим коротко, недоверчиво хмыкнул.
— Роуз, я хотел поговорить с тобой.
— Вот повезло так повезло.
— Я скучал по тебе.
— О, сомневаюсь. Пойдем, поздороваешься с моим женихом.
В его глазах промелькнуло удивление.
— Сначала прогуляемся.
— Не стоит.
— Пойдем! Такой прекрасный день!
Роуз покачала головой.
— И ты так чудесно выглядишь, — продолжал он. Роуз быстро развернулась, полоснув его взглядом.
— Послушай, Джим, ты уже довольно поиздевался надо мной, может, хватит? Уверена, немало женщин будут потрясены твоими талантами.
Джим мгновенно скис.
— Роуз, прости. Мне ужасно жаль, что я тебя оскорбил.
— Ты спал с моей сестрой. «Оскорбил» — не очень подходящее слово.
Но Джим взял ее за руку, потянул к деревянной скамье, сел рядом и серьезно посмотрел ей в глаза.
— Я давно хотел поговорить. То, как все закончилось… что я натворил… — Джим стиснул ее руку. — Я так хотел, чтобы у нас все было хорошо, а выставил себя идиотом и слабаком. Зачеркнул все, что у нас могло быть. Я ненавидел себя все это время…
— Прошу тебя, — остановила его Роуз. — Я практически всю жизнь ненавижу себя. Думаешь, поэтому стану тебя жалеть?
— Я хочу загладить свою вину. Хочу, чтобы все было как полагается.
— Забудь, — отмахнулась Роуз. — Все кончено. Я начала новую жизнь. Обручилась…
— Поздравляю, — выдохнул он.
— Брось! Только не говори, что ты хотя бы минуту думал, что мы с тобой… что мы…
Джим моргнул. Неужели в его глазах блеснули слезы?
«Поразительно», — подумала Роуз, чувствуя себя так, словно рассматривала срез под микроскопом. Неужели он способен заплакать, когда ему это нужно?
Теперь он пытался взять ее за руки, и Роуз могла предсказать каждый его жест, каждое слово.
— Роуз, прости, — снова начал Джим, и она кивнула, зная, что это только вступление. — То, что я сделал, непростительно. Но если я как-то могу загладить…
Роуз покачала головой и встала.
— Никак. Ты жалеешь о случившемся. Я тоже. Не только потому, что ты не тот, за которого я тебя принимала, но… — Горло сжало судорогой, словно она пыталась проглотить пропотевший носок. — Потому что ты разрушил…
Что именно? Ее жизнь?
Неправда. У нее была неплохая жизнь или наверняка будет, когда она снова займется своим делом. И у нее теперь есть Саймон, Саймон, который был так добр к ней, что пробудил доброту в ее собственном сердце. Который заставил ее смеяться. Короткий, впечатляюще неудачный, мелодраматический роман с Джимом теперь казался всего лишь давним кошмарным сном. Он ничего не разрушил, но содеянное им вряд ли можно было исправить или залечить.
— Из-за Мэгги, — выговорила она наконец.
Но он, не дослушав, уже снова тянул Роуз на скамейку и распространялся о будущем, ее будущем, о том, как ему пришлось худо, когда она ушла из фирмы, хотя в этом не было необходимости, потому что, пусть он и подлец и признает это, все же вел себя крайне осторожно, и, останься она, на работе никто ничего бы не узнал. Где она сейчас? Нуждается в помощи? Потому что он может помочь, это наименьшее, что он обязан сделать в свете всего случившегося…
— Прекрати! Пожалуйста! — прервала Роуз поток слов. Из сада донеслись звуки музыки. Чуткое ухо Роуз уловило скрип закрывающихся церковных дверей. — Нам нужно вернуться.
— Прости меня.
— Я принимаю твои извинения, — объявила Роуз официальным тоном. И, не в силах вынести его грустного взгляда, а еще потому, что, несмотря на отсутствие сестры, злую мачеху и сломанную карьеру, она была так счастлива, наклонилась и легонько чмокнула его в щеку.
— Все в порядке. Надеюсь, ты тоже будешь счастлив.
— О, Роуз, — простонал Джим, обнимая ее. И тут откуда ни возьмись появился Саймон. Саймон с широко раскрытыми глазами и потрясенным выражением лица.
— Начинают, — тихо сказал он. — Пора идти.
Роуз взглянула на жениха. Лицо его казалось еще бледнее обычного.
— Саймон… О Боже!
— Пойдем, — мягко, невыразительно повторил он и повел ее в церковь, где девочки в нарядных платьях уже шагали по проходу, разбрасывая из корзинок лепестки чайных роз.
Во время церемонии Саймон не произнес ни слова. И во время ужина тоже. Когда заиграл оркестр, он прямиком направился к бару, где оставался все время, накачиваясь пивом, пока Роуз не убедила его, что им необходимо срочно поговорить с глазу на глаз.
Как всегда, он придержал для нее дверцу машины жестом, казавшимся до этого вежливым и сердечным, но сейчас почему-то выглядевшим ироничным, даже жестоким.
— Ну и ну, — вяло проговорил Саймон. — Интересный выдался денек.
Он смотрел прямо перед собой. На скулах алели два лихорадочно-красных пятна.
— Саймон, мне очень жаль, что ты это увидел.
— Жаль, что так получилось или что я увидел? — уточнил Саймон.
— Позволь мне объяснить. Я давно хотела рассказать…
— Ты целовала его, — перебил Саймон.
— Это был прощальный поцелуй.
— Прощальный? По какому поводу? Что между вами было?
— Мы встречались, — вздохнула Роуз.
— Партнер с помощником адвоката? Смело!
