По прилете в аэропорт Ниццы нас встретил длиннющий лимузин, и уже при въезде в Канны почувствовалась фестивальная атмосфера — толпы зевак заглядывали в окна медленно продвигающихся изза столпотворений лимузинов, узнававшие Кристин или Бернара, а спустя пару лет и меня, щелкали вспышками и скандировали имена, а роскошные вечные пальмы горделиво покачивались на майском ветру, просовывая свои листья в промежутки между афишами фильмов и рекламой.
Нас разместили в номерах роскошного «Мартинеза» то ли за счет Калифы, то ли за счет генерального спонсора фестиваля ювелирной марки «Шопар», и не успели мы каждый в своем номере принять душ, как к нам пожаловали представители ювелирного спонсора с телохранителями и футлярами с украшениями. Надо сказать, что телохранители, одетые для неприметности и слияния с толпой звезд и фотографов на лестнице в смокинги, сопровождают на Каннском фестивале вовсе не звезд, как это могли бы подумать дилетанты, а именно эти самые футляры или живые витрины, которыми работают знаменитости. Бриллиантовые колье, кольца, серьги и браслеты, в которые одевают звезд перед проходом по лестнице, стоят безумные миллионы, а полиция в такой плотной толпе зрителей с мигалками не проедет и метра за полчаса, поэтому бравые симпатичные парни не спускают глаз с ушей, шей, пальцев и запястий знаменитостей.
Для выхода на мне, предварительно причесанной в моем номере кудесниками от спонсора «Жака Дессанжа» и накрашенной волшебницами от другого спонсора «л’ Ореаля», было черное платье от «Эскады», наверное, слишком закрытое для такого случая. Но для того первый блин и служит комом, чтобы научиться платья на фестиваль выбирать. Справедливости ради следует сказать, что на фестиваль приезжают представители всех известных марок от кутюр и пытаются одеть максимальное количество актрисок в платья своих последних коллекций. За мной, видимо от недовыполнения плана, тоже побегала представительница «Диора», но мне это зеленое чешуйчатое творение показалось слишком откровенным, и, глядя на меня во время примерки, даже неспециалист по части мод понял бы, что на платье ушло минимум материала, поскольку в зеркале у меня было прикрыто далеко не все, что принято прикрывать. Поэтому я вежливо отказалась.
В положенное время мы спустились в холл отеля и сели под фотовспышки толпы, окружавшей вход в отель, в приехавший за нами лимузин, который, как это предусмотрено протоколом, даже от отеля «Мажестик», находящегося через дорогу от Дворца кинофестивалей, пусть несколько метров, но везет знаменитостей к самой известной в мире лестнице. Старожилы фестиваля вспоминают тот год, когда Мадонна, удостоившая чести присутствовать, по случаю выхода ее первого актерскокинематографического опыта, затребовала, под угрозой отказа подниматься по ни в чем не повинной лестнице, десять таких лимузинов для своей свиты. Для тех же нескольких метров проезда. И получила.
Ощущение, которое испытываешь, впервые в жизни проходя по лестнице Каннского фестиваля, можно было бы сравнить только с полетом на собственных крыльях, доведись мне это пережить.
Еще более приятно это, когда ты это прохождение заслужила, как я в тот год, когда на экраны вышел первый фильм со мной в главной роли, а благодаря проходящему именно в этот период на первом франкоязычном канале популярному реалитишоу мое имя скандировали на улицах все кому не лень. Это был настоящий звездный час — вдоль облаченной в красный ковер лестницы, одетые в непривычные для них смокинги, тысячи фотографов со всего мира кричат с ударением на французский последний слог: «ЭленА! ЭленА!» — и миллионы ярких вспышек слепят, конкурируя по яркости с самим солнцем. В такой момент, если ваше самомнение в надлежащей форме, то вы хоть и сделаете вид, будто поражены, когда председатель национального комитета сообщит вам, что его партия намерена выдвинуть вас в качестве кандидата на пост президента страны, на самом деле нисколько не удивитесь.
Глава тридцать вторая
Кино
О том, когда я кусаюсь и почему французские звукорежиссеры матерятся порусски
На том самом первом Каннском кинофестивале меня и заприметил один кинодеятель. О том, что он «голубой воришка», мы с моим парикмахером узнали лишь спустя год, когда ни тому, ни другой не выплатили ни копейки зарплаты. Но тогда, в розовом свете каннской атмосферы все люди казались братьями, а акулы — милыми рыбками. Милые рыбки подплыли ко мне, по рекомендации общего знакомого, парой и начали пускать радужные пузыри. Первой рыбке было лет шестьдесят, звали ее ЖанЛуи, и профессия у нее была самая что ни на есть банально звучащая в Каннах — кинорежиссер. Второй рыбкой была его жена, которая, несмотря на французские шмотки и модную прическу, точно сошла с цветного фото из журнала «Нэйшнл Джиографик», под которым была подпись: «Крестьянка из Куигнцзибрржи ведет медведя в церковь».
ЖанЛуи дал мне почитать сценарий своего будущего фильма о жизни и творчестве великого композитора ИоганнаСебастьяна Баха и предложил сыграть роль одной из двух жен гения. Мне, провинциальной дурочке, самый первый сценарий в жизни показался восхитительным, идея сняться в первом фильме о Бахе — лестной, бред по поводу схожести высоты скул у женщин Лотарингии XVIII века и русских женщин — правдоподобным, а просьба подтянуть русских бизнесменов для финансирования — правомерной.
Режиссер казался таким валенком в продюсировании, что мне сразу же пришлось засучить рукава и помогать ему буквально во всем. Выбранный им для главной мужской роли американский актер канадского происхождения Гарри Стрэч, уже во время первого пробного съемочного дня показался мне куда менее красивым, чем те немногие французские актеры, которых мне довелось увидеть за короткое время пребывания во Франции и которых довелось снять для программы «Парижские откровения» — Энтони Делон, сын Алена Делона, и Кристиан Вадим, сын Катрин Денёв и покойного режиссера Роже Вадима. Поэтому я предложила режиссеру познакомить его с ними. Неплохо звучит — сибирячка, только что приехавшая в Париж, знакомит пожилого французского режиссера с известными местными актерами. Мне показалось удивительным, что он, имея уже утвержденного актера, согласился попробовать на роль моих знакомых, хотя более удивительным должно было бы мне показаться, что он их не знал сам. Я оставила сообщения на мобильных телефонах обоим. Первым откликнулся Кристиан. Он и получил роль.
Снимали в семидесяти километрах от Парижа, в старинном замке и на улицах древнего городка, в котором время могло казаться остановившимся, если бы не иногда попадающие в кадр провода и электрические лампы.
Кристиан Вадим, дабы не посрамить имя великого соблазнителяотца, женатого последовательно на Бриджит Бардо, Катрин Денёв и Джейн Фонде, или унаследовавший от того страсть к блондинкам, пошел в атаку. В эпизоде, когда ИоганнСебастьян предлагал АннеМагдалене выйти за него замуж и по сценарию и правилам того времени целомудренно целовал ее, во время репетиции все шло как положено. Но как только включалась камера, шаловливый Кристиан начинал распускать язык и залезал им за границы положенного, то есть прямо мне в рот. От такой вольности я покраснела и, окончательно рассердившись, укусила его за эту несдержанную часть его анатомии. Кристиан побелел, но виду не показал и мужественно доиграл сцену до конца. Но вечером, в отеле, в котором проживала наша съемочная группа, передо мной встала реальная угроза продолжить знакомство с другими частями его анатомии. Звонок в моем номере раздался уже после того, как я улеглась спать. «Мне не хватает человеческого тепла», — пожаловался хитрец. Понимая, что язык у него больше не болит, а память у него короткая, я решила слегка поработать психоаналитиком или добрым другом, но предупредила: «Только не вздумай ко мне приставать и захвати с собой свое одеяло!» Кристиан мигом примчался с другого этажа, прижимая к себе одеяло. Я начертила невидимую линию на кровати, благо она была огромная, и голосом старшего пограничника попросила эту границу не нарушать. Улегшись и укрывшись своим одеялом, Кристиан чтото мямлил про одиночество и несчастную актерскую кочевую долю, но я была непреклонна: «Секс ради секса — не для меня!» «Тебе сначала мозги отыметь надо!» — обиделся он и заснул. Так мы и проспали, как целомудренные школьники, в разных углах кровати, каждый под своим одеялом.
