Все они рассмеялись от души, радуясь этому голосу–звону маленькой женщины, и Тина рассмеялась, и обернулась навстречу вошедшему в дом Митеньке. Как всегда, ему пришлось согнуться, чтоб не удариться головой о притолоку - росту он был не маленького, да и шири в плечах ему было не занимать – этакий красавец–молодец был ее Митенька… От девчонок в свое время отбою не было, она боялась даже, бывало – избалуют парня своей липкостью приставучей, мозги на строну свернут…Хоть и не было у Тины с племянником особых проблем – покладистым да спокойным рос, – но иногда мог и выдать что–нибудь из ряда вон. Потому что покладистость да спокойность любого человека – всего лишь обманка внешняя. За ее благополучным фасадом иногда такое творится, что может сразу и резко в беду вылиться. А что, бывает. Потом все только руками и разводят – такой тихий–спокойный вроде был человек… Потому и к Митеньке она прислушивалась–приглядывалась с самого детства особенно тщательно, стараясь уловить вовремя за благополучным этим фасадом болезненные душевно–опасные прыщики, и учила–любила, как могла. И он ее учил, конечно же. Потому что это родителям только кажется, что они детей своих учат да воспитывают. Иногда бывает и совсем наоборот…
— …Мить, что–то ты не нравишься мне в последнее время. Все молчишь, молчишь… Может, поговорим? – присаживалась она, бывало, к пятнадцатилетнему Мите за стол, за которым он делал уроки. – Посмотри на меня, Мить…
— А что такое, мам?
— Да ничего. Просто у тебя беспокойство в глазах плещется. Нехорошее такое. Уже будто на тоску взрослую смахивает. Что с тобой, Мить?
— Не знаю, мам. Но ты не волнуйся - у меня все в общем хорошо.
— Да я не о том, Митенька! Конечно же, у тебя все хорошо – ты вообще послушный и покладистый мальчик. Но вот внутри копится что–то, я же чувствую!
— А как? Как ты чувствуешь?
— Ну, этого не объяснить, в общем… Никто, Митенька, не может объяснить–расшифровать эту связующую ниточку под названием «мать–дитя». Ее просто признавать надо, доверять ей надо. Если она есть, конечно… Ведь есть?
— Да, мам, конечно.
— Значит, ты мне доверяешь?
— Да.
— Ну так и расскажи, что с тобой происходит, сынок. Тебе обязательно все внутри происходящее в слова облечь надо. Иначе оно будет расти, расти и грызть тебя…
— Да я и в самом деле не знаю, как это все обозвать, мам! Может, это просто недовольство собой… Или жизнью… Безнадега какая–то одолела. Ничего не хочется. Да и чего такого может хотеться человеку, живущему в маленьком поселке под названием «Белоречье»? Какая у нас тут жизнь, скажи? Дом, школа, снова дом…
— Значит, ты считаешь, только там жизнь, где яркий фон для нее есть?
— Ну да… А разве нет?
— Нет, сынок. Жизнь – это совсем другое. Она от фона не зависит. Если хочешь, она бежит от него даже, от фона этого.
— Ну да… Скажешь тоже… — усмехнулся грустно ей в ответ Митя. — Как это - бежит? Вот говорят же – надо прожить свою жизнь красиво, ярко!
— Так и правильно говорят, сынок! Только при этом яркость имеется ввиду внутренняя, человеческо–драгоценная, а не внешняя блескучая мишура!
— Да? Может быть, ты и права… А только не получается у меня, мам. Нет у меня, наверное, никакой внутренней человеческой этой драгоценности.
— Так и не будет, если ты сам ее уничтожать станешь, мечтая о жизненных красивостях! Ты наоборот поступай, ты дорогу ей давай, своей внутренней драгоценности, освобождай от паутины всякой!
— А как? Как, мам? Я не умею…
— Да очень просто, Митенька. Цепляй себя за жизнь как таковую, за основу цепляй! За первостепенность жизни, а не за вторично–красивые ее признаки! Давай своей жизни каждодневные четкие определения, зацепки находи, точки опоры…Вот сегодня какой день, скажи?
— Ну, понедельник… Пятнадцатое февраля…
— Эк ты сейчас с тоской какой все это произнес! А ты найди в этом понедельнике пятнадцатого февраля свои собственные зацепки, опорные твердые точки, сосредоточься и зацепись за них в огромном пространстве и в текущем времени…
— Какие, мам?
— Какие? Ну, например, ключевыми словами зацепись… Зима. Февраль. Вьюга за окном. Горячий чай. В доме тепло… Прочувствуй их и зацепись!
— Что ж, попробую… - улыбнулся ей широко Митенька и, закрыв глаза и будто на чем в себе сосредоточившись, повторил: — Февраль. На улице холодно. В доме тепло. Хм… Нет, не цепляет…Мам, а может, они какие–то радостные должны быть, эти точки–зацепки? Может, надо за что–то особо приятное цепляться?
— Нет, сынок. Жизнь – она ведь не радостная воскресная прогулка в ожидании обязательных развлечений. Она штука более сложная. Самая большая человеческая ошибка в том и заключается, что все ждут от жизни только ярких радостных вспышек. Живут сегодняшний день в черновике будто, а чистовик сам собою завтра напишется. А если нет, то она и не удалась вроде. И смысла в ней никакого нет.
— А в чем, в чем тогда ее смысл?
— А смысл в том и есть, что надо просто жить, и все. Каждый день жить.
— Прозябать, то есть?
— Нет, Митенька. Не знает жизнь такого понятия, как прозябание. Прозябает тот, кто о яркости жизни лишь мечтает завистливо. А кто принимает ее изо дня в день достойно, как самый большой подарок, тот не прозябает.
— Значит, ее смысл в достоинстве?
— Ну да, если хочешь. В достоинстве видеть–чувствовать каждый свой день, привязывать его к своей жизни, находить с ней общие точки соприкосновения… Ну подумай – ведь в самом деле сейчас февраль. И на улице вьюга. И сейчас придет Анютка, и мы будем пить чай. Это и есть ее величество Жизнь, Митенька! А завтра будет новый день. И снова будет жизнь. И ты в ней. И я. И Анютка. Надо просто научиться ее видеть, принимать, возвращать себя в нее постоянно через маленькие метки–зацепки. Научиться определяться в каждодневном ее пространстве, а не мчаться мимо в поисках ярких вспышек, будто ты слепой да глухой! Не надо искать в ней какого–то особенного смысла. Надо просто жить, и все. В этом и есть ее смысл…
— Хм… Интересно…Но ведь все кругом говорят, что надо все время стремиться куда–то, добиваться чего–то! И по телевизору вот тоже…
— Ну правильно! А представь на секунду, что все вдруг в одночасье возьмут и изо всех сил устремятся куда–то! Все наше Белоречье снимется с места и устремится, например, в Москву в поисках ярких для себя жизненных вспышек? Нет, сынок. Жизнь – это не яростное устремление, это достойное течение. Течение в честности, в доброте, в умной потребности к самоограничению, в умении не искушаться попусту. В яростном устремлении она как раз меж пальцев и протекает быстро. А когда заимеешь то, к чему так яростно стремился, и понимаешь вдруг, что и не жил вовсе…
— Ладно, мам, я попробую. Как там, ты говоришь? Февраль, холодно, горячий чай? Хм…Ладно, пойду чайник поставлю… Сейчас Анютка придет…
