Выйдя на кухню, она достала из холодильника два яйца, пачку масла, потом долго разглядывала дно стоящей на плите тяжелой чугунной сковородки. Завтракать вдруг расхотелось. Нет, желудок вроде и не прочь был принять в себя утреннюю порцию еды – не в этом было дело. Просто захотелось и новую сковородку купить тоже. Вот же незадача – сроду она не подозревала в себе такой снобистской брезгливости… В очередной раз мысленно попросив прощения у Анны Илларионовны, она отрезала себе большой ломоть бородинского, намазала его маслом и, на ходу жуя, стала натягивать джинсы с водолазкой. Все. Пора выходить. Здравствуй, новый день самостоятельной жизни.
На улице накрапывал дождь. Редкие утренние прохожие сиротливо жались под зонтами. Женщины в основном. Отчего это, интересно, в такую рань на работу едут в основном женщины? А что, мужчины в это время еще благородно спят, что ли? И на остановке вон стоят одни только женщины… В брюках все. Или в джинсах. Ни одной в юбке нет. И лица у всех серые, невыспавшиеся, озабоченные. Где, где они, яркие, в себе уверенные, о которых в книжках пишут да фильмы снимают? Зачем о них вообще писать и снимать, если у них и без того все в жизни ярко? Да и сколько их всего, этих ярких, если сопоставить их со всей серо существующей женской массою? Одна на тысячу? На миллион?
Соня любила задавать себе такие вот дурацкие вопросы. Словно была в ответе за них, за серых и невыспавшихся. Да, она тоже была одной из них, но… будто со стороны наблюдала. Будто происходила вся эта трудная, иногда безысходная, безденежная, в утреннем транспорте раздавленная жизнь где-то рядом, а она наблюдала за ней сверху, никак от нее не страдая и в ней точно так же будто не бултыхаясь. Будто дал ей кто свыше некие полномочия – наблюдать и жалеть. И не участвовать. Правильно про нее Томочка говорит – нелюдимка…
Подошедший автобус нехотя сложил гармошку дверей, нагло представив взорам страждущих спины тех, кто с трудом успел влезть в него на предыдущей остановке. Народ в едином порыве вздохнул разочарованно, некоторые, особо отчаявшиеся, даже попробовали эти спины потрамбовать, но безуспешно. Спины, то есть люди, конечно, огрызались довольно-таки злобно, будто место, ими занятое, давало им некое сомнительное превосходство над теми, кто остался там, внизу, на заплеванном асфальте остановки. Одна женщина, Соня видела, даже чуть не расплакалась, махнув рукой безнадежно. Бедная. Наверное, у нее начальник деспот, будет ругать за опоздание…
У Сони, слава богу, начальник был не деспот. Вернее, начальница. Лидия Петровна Платонова. Может, возраст ей не позволял быть деспотичной, а может, страх увольнения. А что вы хотите? Шестьдесят пять лет для женщины-чиновницы – возраст очень даже критический! Ни на что не посмотрят – ни на былые заслуги на ниве народного образования, ни на не прикрытые пенсией жизненные потребности… Это раньше, говорят, одна только ее фамилия в Министерстве образования страх наводила, а теперь… Приткнули бедную женщину после всех сокращений да пересмотров штатных расписаний на самую скромную должность – начальником так называемого «общего» отдела. Вот и командует теперь курьерами, секретарями да делопроизводителями. И ею, стало быть, Соней, тоже. Ее должность архивариуса тоже к знаменателю «общая» отнесли. А что – так оно и есть, наверное. Звучит, конечно, красиво – архивариус. А на самом деле обыкновенная бумажная работа, нисколько и не творческая даже…
После школы Соня непременно решила поступать в университет, на отделение архивоведения. Представлялась ей ее будущая работа по специальности очень романтической – среди древних фолиантов да старинных рукописей. Это же так увлекательно! Правда, учиться она могла только на вечернем отделении – надо же было работать, не садиться же еще на пять лет Томочке на шею! Вот тогда она и попала на это место – старушка-соседка за нее походатайствовала, у нее в Министерстве образования дочка работала. Соня очень удивилась, конечно, – для чего в Министерстве образования такую красивую должность держат – архивариус? А потом поняла, что ничего красивого и увлекательного в этой работе нет. Архивы – они разные бывают. Никаких фолиантов и старинных рукописей в Министерстве образования и в помине не было, а были толстые и пыльные папки с завязками, стоящие на грубо сколоченных деревянных полках в подвале. И пахло от этих папок плесневелой бумажной сыростью, и внутри папок тоже ничего интересного не было, кроме коротких приказных текстов – принять-уволить-перевести… Она поначалу так разочаровалась, что даже университет после второго курса бросила. Потом, правда, Томочка заставила ее восстановиться – нечего, мол, высшим образованием разбрасываться. Может, пригодится еще, жизнь-то длинная. Так и переходила она с курса на курс, будто нехотя. И даже экзамены сдавала на «отлично». Учеба ей всегда легко давалась. Если бы не ее нелюдимый характер, то и школьную золотую медаль могла бы получить запросто…
– Опаздываешь, Сонюшка? – подняла на нее глаза Лидия Петровна и улыбнулась кротко, будто извинилась за невольное замечание.
– Ага… – покивала Соня, стряхивая дождевые капли с зонта. – Мне ж теперь с другого конца города приходится добираться…
– Ой, и правда! – обрадовалась такому простому объяснению Лидия Петровна. – Я и забыла, что ты у нас теперь девушка со своей жилплощадью! Завидная невеста, значит! Жениха-то загадала на сон?
– Как это – на сон? – удивленно повернулась к ней Соня.
– Ну, знаешь, как говорят… Сплю, мол, на новом месте, приснись жених невесте…
– Ой, да ерунда все это! – встряла в их короткий диалог молоденькая делопроизводитель Света. – Чего его во сне-то загадывать, жениха этого? Надо его в жизни искать, шевелиться как-то, посматривать направо-налево! А то можно всю оставшуюся жизнь проспать да прозагадывать…
– Да, уж ты у нас своего не упустишь! Уж ты пошевелишься! – насмешливо проговорила Лидия Петровна, строго взглянув в ее сторону. – У тебя и работы ничуть на уме нет, одни женихи только!
– А то! Что я, по-вашему, веки вечные буду сидеть тут да бумажки по кучкам раскладывать? Нет уж, спасибо… Эх, да если б у меня своя собственная хата была, да я бы… Не понимаешь ты, Соня, своего счастья!
– Ну, раз ты так хорошо его понимаешь, так давай, помоги Сонечке! Возьми да познакомь ее с приличным каким молодым человеком! Она ж сама сроду не сможет…
– А что? Это можно… – оценивающе начала разглядывать Соню Света. – Если только ей вид товарный придать… Хорошая идея, между прочим… Вот я недавно на одну тусовку попала, так там такая же история вышла. Привели, значит, телку одну – ну прямо без слез не взглянешь…
– Света! Выбирай выражения! Ты не на рынке находишься! – одернула ее, сердито поморщившись, Лидия Петровна. И тихо проговорила про себя, так, чтоб слышала одна Соня: – Господи, и кого набрали… Ужас… Ужас…
– Так вы ж сами начали! – обиженно протянула Света. – Чего ругаетесь-то?
– Ладно, все, девочки! Поговорили, и будет! Работать пора! Сонечка, тебя там, кстати, посетительница ждет… Поторопись…
Посетительницей оказалась маленькая скромная женщина интеллигентного вида – наверняка учительница из сельской местности. Увидев Соню, она улыбнулась как-то очень уж просительно, будто сама за себя извиняясь. И Соня, пока торопливо открывала ключом дверь, все улыбалась ей так же, будто извиняясь. С ней-то понятно – она ж на работу опоздала, заставила человека себя ждать, а вот отчего эта женщина так неловко себя чувствует? Наверняка ведь за справкой какой-то пришла, не просто так…
