Книга Прерий душистых цветок, страница 30. Автор книги Вера Колочкова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Прерий душистых цветок»

Cтраница 30

А Василиса после этого дурацкого разговора расстроилась. Потому что никакая она и не гордая. Потому что не объяснишь же всего Сергунчику, в самом деле. Что она, с ума сошла, гордую перед ним изображать? Она вообще никак на него не реагировала, и на тарелки его грязные тоже. Спасибо, что работу дал, и все. А все остальное – никак. Это не было ни презрением, ни ненавистью, ей просто не хотелось здесь проявлять какие–то эмоции, и все. Не было их. Как переступала порог кафе, так сразу они исчезали куда–то. Дома были, а здесь нет… Чужая она здесь, и хорошо. Так и надо. Так правильно. Пусть…

А деньги эти она и в самом деле не смогла бы взять. И совсем не из гордости, а из–за Марины. Или из–за Саши… Или нет… В общем, совсем, совсем она запуталась…

Вдруг припомнилось почему–то, как они с бабушкой недавно фильм какой–то по телевизору смотрели, и героиня его там все тарелки в кафе так же мыла и мыла, и все спала и спала прямо на ходу, а потом – раз! – и графиней Шереметевой оказалась. А вдобавок к такому счастью и бизнесмен хороший да умный в нее влюбился. Смех прямо… У них вот тоже все как в том кино почти, только с точностью до наоборот – из князи да в грязи… А в основном все то же – грязные тарелки да бесконечное желание выспаться. Ей потом , после фильма этого, даже жутковато как–то за себя стало, словно это «наоборот» тяжелой плитой на нее навалилось. Господи, чего же это в сон так клонит, как назло…

Она, бедная, тут же и растеряла бы весь свой сон, если б знала, что творится у нее дома сейчас. То есть, поначалу, конечно же, ничего такого и не творилось, все было тихо–мирно, все шло своим чередом: Ольга Андреевна сидела у кровати больного внука в своем кресле и читала давешний Сашин роман «про любовь», который подсунула ей утром, уходя, Василиса, а Петька спал целебным крепким сном, напившись горячего молока с медом. Когда в дверь позвонили, Ольга Андреевна решила поначалу, что внука будить не будет. У Василисы ключи есть, а Саша должен только вечером прийти. Но звонки повторялись и повторялись с настырным постоянством, и действовали на нервы, и вселяли уже некоторую тревогу. Вздохнув, она тихо дотронулась до Петькиного плеча, потрясла его слегка:

— Петя… Петечка, проснись… Извини, дружочек, но там в дверь так долго звонят…

— М–м–м… — перевернулся на спину недовольный Петька, откинул одеяло и сполз с трудом, будто выпал с дивана; приоткрыв один глаз и шатаясь, пошлепал в прихожую, на ходу больно ударившись лбом о косяк. Вскоре Ольга Андреевна, прислушавшись старательно, уловила оттуда радостные его восклицания навстречу мужскому смешливому баску, такому знакомому и близкому до боли… А через минуту в комнату уже вбежал и Петька с радостным восклицанием:

— Бабушка! Бабушка! Ты посмотри, кто к нам пришел!

А пришел действительно совсем уж неожиданный гость. Вернее, слишком долго и безуспешно ожидаемый - первое время после гибели Олега, сына Ольги Андреевны и отца Василисы и Петечки, Стасика здесь очень ждали. Потому как, казалось бы, кому ж еще быть рядом полагалось с ними в наступившие трудные времена, как не Стасику, фактически семейному их приемышу, исполнявшему в те времена функцию постоянного охранника успешного бизнесмена Олега Барзинского. Функция эта, по правде сказать, была чисто формальной, по–настоящему Стасик никаким охранником Олегу и не был, то есть никто из них всерьез и не предполагал почему–то, что при наступившей необходимости способен он будет вот так, за здорово живешь броситься под пули и защитить своего хозяина от неминуемой гибели. Как–то так вышло, что они сами слепили из Стасика лишь некий образ надежности–могучести, устрашительный для других и визуально–успокоительный для себя. Так, например, слишком самолюбивая и перепуганная общественным мнением женщина старательно создает из никудышного, в общем, мужичонки образ идеального для себя мужа, привирая и импровизируя на ходу с рассказами о его необыкновенных личностных достоинствах и дополняя созданный ею же образ внешней сытостью–ухоженностью и «оченьприличноодетостью».

Стасика привел в дом Олег еще на заре своего бизнесменства, просто пытаясь соблюсти некий ритуал, необходимую по тем временам атрибутику нового этого явления, хотя совершенно не знал, как следует с этой самой атрибутикой правильно обращаться. Нет, теоретически–то он знал, конечно, да только не умел. И почему–то все время боялся вот–вот появления у себя по отношению к этому огромному узколобому парню некоей барской спесивости богатого к бедному, которые, судя по его наблюдениям за своими партнерами, должны были непременно и у него со временем проявиться. И они, домашние его, тоже все дружно этого боялись, и изо всех сил старались доказывать Стасику хорошее к нему расположение: и за стол обедать с собой садили, и в отпуск с собой везли, и подарки дорогие и всяческие к праздникам дарили, чтоб не дай бог самолюбия человеческого да непритязательного не ущемить. В общем, как–то так получилось, что Стасик прижился в их семействе очень надолго и с комфортом, и следовал везде за Олегом снисходительно–бутафорски, находя для себя в этом своеобразное удовольствие: у других охранники только и делают, что напрягаются в постоянном страхе за своего хозяина да шныряют тревожно глазами по сторонам, а он, Стасик, никогда вовсе и не напрягается, и живет себе спокойно без всяческого страха быть своим хозяином битым–обиженным по поводу нерадивого исполнения им своих профессиональных обязанностей. Поэтому и в голову ему не пришло тогда под те злополучные пули броситься. Стоял неподалеку огромным квадратным шкафом с раскинутыми в беспомощной растерянности руками и будто боевик очередной по телику смотрел: вот хозяин прошел деловито к своей машине, вот раздалась режущая слух автоматно–торопливая очередь откуда–то из чердачных окон, вот хозяин заваливается на мокрый асфальт, некрасиво подогнув под себя ноги, вот папка с документами летит куда–то в сторону и подхватывает ее тут же чья–то быстрая рука в перчатке и исчезает, будто растворяется в пространстве, вот уже бегут к ним люди со всех сторон, а он все стоит, открыв от изумления рот и раскинув свои огромные, рельефно выраженные красивыми горками мускулов ручищи…

Он тогда больше у них так и не появился. И на похороны не пришел. Испугался чего–то. Знал прекрасно, что никто из них не упрекнет его ни в чем, а все равно испугался. Два года с той поры пролетело…

— Боже мой, Стасик! – радостно всплеснула ручками ему навстречу Ольга Андреевна. – Здравствуй, мой мальчик, здравствуй, дорогой! Вот неожиданность какая…

— Здравствуйте, Ольга Андреевна! – расплылся в ответной улыбке Стасик, быстрым взглядом окидывая бедную обстановку комнаты и задержав его на полсекунды всего на самодельном кресле, на клетчатом стареньком пледе, накинутом на ноги Ольги Андреевны, и пошел навстречу к протянутым к нему ласково рукам, и потряс их осторожно и очень душевно, склонившись огромным своим корпусом. – Вот вы теперь, значит, где обитаете. А я ищу вас, знаете, ищу…

— А ты–то теперь где, Стасик? Расскажи, нам с Петечкой очень интересно! С работой хорошо устроился?

— Да так… — нехотя пожал плечами Стасик, усаживаясь осторожно на притащенный расторопным Петькой хлипкий кухонный стульчик. – Работаю тут, в фирме одной. Ничего, терпимо. Правда, денег мало совсем платят. И жить мне совсем негде. Вы ж помните, Ольга Андреевна, я не местный, я из области в город приехал. Когда у вас–то работал, вы мне всегда комнатку отдельную выделяли. И в квартире городской, и на даче… А сейчас вот жить совсем, совсем негде. А чтоб снимать – это ж никакой зарплаты не хватит. Я тут у одной бабы все тусовался, так она меня выгнала недавно. Интеллигентного какого–то суслика себе нашла, сволочь. В общем, на сегодняшний день все у меня все хреново, конечно. А у вас как? Где Василиса? Где Алла Аркадьвна?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация