– Привет. Ты Вера, да? Соседка наша бывшая? Я тебя узнала. Зато ты, Вера, за эти годы изменилась до неузнаваемости. В твоем возрасте нельзя так полнеть, это вредно для здоровья. Надо спортом заниматься, Вера. И питаться клетчаткой. И вести здоровый образ жизни. Дай пройти, Вера…
Холодно отодвинув от себя Верку, Саша деловито прошествовала в комнату, не удостоив Ритку и взглядом. Та только повела головой в крайнем возмущении, но смолчала, чудом усмирив хозяйскую гордыню. В следующую уже секунду, глянув на часы, она ойкнула испуганно, встрепенулась и быстро ринулась в открытую дверь, увлекая за собой вконец потерявшуюся от возмущения Верку. Их каблуки застучали дробью по лестничной площадке, перемежаясь с короткими комментариями от увиденного. До Лесиного слуха долетел остаточек сердитой фразы – что-то похожее на «суку американскую», – и она торопливо захлопнула дверь, пожав виновато плечами.
– Леся! Иди сюда! – нетерпеливо крикнула из глубины квартиры Саша. – Что ты там копаешься?
– Иду… – обреченно протянула Леся и еще постояла какое-то время около Ильи, глядя, как он, присев на скамеечке в прихожей, стягивает с ног ботинки. Присев перед ним на корточки, попыталась заглянуть мальчишке в лицо, но он глаз на нее так и не поднял, только вяло махнул рукой – иди, мол, раз зовет…
Саша металась по гостиной, как нервная пантера в клетке, уперев руки в бока и раздувая ноздри. Даже одета она была во все черное – строгая рубашка, брюки, черная заколка в светлых волосах, гладко зачесанных назад. И очки в толстой черной оправе. Стильные. Дорогие, наверное. И никакой косметики на лице, только губы намазаны блеклой пастельной помадой.
– Лесь, я сколько раз говорила тебе – занимайся с ним английским языком! Ты что, не понимала? Не слышала? Я вроде на русском с тобой разговаривала… Он, как оказалось, английский даже на школьную четверку не тянет! И что я, по-твоему, делать теперь должна?
– Я не знаю, Саш… А может… Может, ему тогда вообще не стоит с тобой ехать?
– Здравствуйте, пожалуйста! Договорились! – остановилась перед ней Саша, разведя руки в стороны. – Ничего умнее придумать не могла? Конечно, тебе все равно, что с ребенком станет, ты ему не мать… А мне, знаешь ли, не все равно! Да он же… Он же двух слов нормально связать не умеет! Он дикий, нелюдимый какой-то, он молчит все время… Я его спрашиваю, а он молчит!
– Саш, да он… У него просто душа такая – тонкая очень. И к рисованию способности. Он, знаешь, по-особому мир умеет видеть, он очень талантливый…
– Да молчи уж, талантливый! Тебе-то откуда знать? И что я с этими его талантами делать буду? Кому они там нужны? Я на работе занята, времени – ни минуты, а теперь еще надо будет ребенком заниматься. Его же с самого начала надо воспитывать! Как маленького! Нет, зря я тебе его доверила, зря. Вот же послал бог сестрицу – ни ума, ни характера, ни в чем положиться на тебя нельзя… Еще и мужика себе нашла хама и грубияна!
– Нет. Он не хам и не грубиян, Саш.
– Да? А почему он все время в наши разговоры вмешивается? А вчера вообще заявил, что я и мизинца твоего не достойна и что мне ребенка доверять нельзя… Это нормально, по-твоему? Мне, матери, моего же сына доверить нельзя? А ему, значит, можно? Да кто он такой вообще, чтобы мне указывать?
– Ты не сердись на него, он просто к Илье успел привязаться.
– А ты, дорогая, не задавалась вопросом, чем эта привязанность попахивает?
– Не-ет… А чем она может попахивать? – удивленно вскинула на сестру глаза Леся.
– Да ну… Чего я тебе буду объяснять очевидные вещи – все равно ты не поймешь. Умца наивного недостанет… Ладно, помоги хотя бы вещи собрать!
– Хорошо, Саш… Я краски и кисти Илюше в чемодан положу, ладно?
– Ага, сейчас! Только кистей и красок мне для полного счастья не хватало. Нет, все это барахло себе оставь, будь добра…
Сидящий в прежней позе в прихожей Илья дернулся, как от внезапной боли, подскочил на месте, сделал несколько шагов в сторону гостиной. Но на полпути остановился в нерешительности, дернул кадыком на худой мальчишечьей шее, пытаясь загнать внутрь набежавшие на глаза слезы. Однако они и не подумали возвращаться обратно, а, наоборот, покатились из глаз так обильно, что спасения от них никакого не стало, и лицо вмиг сделалось мокрым, и губы задрожали мелко и противно, и даже из носа потекло, и пришлось провести под ним ребром ладони и всхлипнуть громко. Сам испугавшись этого отчаянно прозвучавшего всхлипа, он быстро сунул ноги в тапочки, дрожащими руками открутил рычажок замка, выскользнул в парадное, тихо захлопнув за собой дверь. Так-то оно лучше будет. Еще не хватало, чтобы Леська его слезы увидела. Он ее знает, она его слез вообще не переносит. Сейчас он посидит тут, на лестничной ступеньке, и пройдет…
Дверь парадного внезапно открылась, впустив внутрь какого-то высокого мужика, и мальчишка чертыхнулся про себя досадливо – эк его не вовремя сюда принесло! Еще и с расспросами обязательно пристанет – чего ревешь да чего ревешь…
– Эй, ты чего ревешь? – склонился над ним незнакомец, пытаясь заглянуть в лицо.
– Ничего… Не обращайте внимания, проходите.
– Ну а все-таки?
– В Америку ехать не хочу! Вот и реву! Понятно вам?
– Так… Уже понятнее. А почему ехать не хочешь, если не секрет?
– А вам какое дело?
– Да никакого, собственно… Ты знаешь, брат, я тоже эту Америку недолюбливаю! – по-свойски присел рядом с ним на ступеньку незнакомец. – Сколько раз там был, столько раз домой вернуться быстрее хотел… А у тебя там кто, в Америке?
– Да мама у меня там живет… А я здесь жил, с теткой. Жили и жили себе, никому не мешали…
– Ну, так ты и не езди, раз не хочешь! Делов-то!
– Так я бы и не поехал! А только… Леська недавно замуж вышла. Ну, то есть не совсем со свадьбой, но скоро они по-серьезному жениться будут. Уже и в ЗАГС заявление подали.
– Погоди… Твою тетку Лесей зовут, да?
– Ну да, я ж говорю… А вы что, ее знаете?
– Выходит, знаю. Так-то вот, брат. А мне, знаешь, тоже пора уехать куда-нибудь. Думаю, в Тибет пора подаваться. Тоска, брат, заела. Никакого спасу от нее не стало.
– Ух ты… Здорово! В Тибет – это здорово! Я б тоже поехал!
– А в Америку, значит, не хочешь.
– Да не то чтобы я не хочу… Как вы не понимаете-то? Мне Леську оставлять жалко! Она… беззащитная такая. Будто глухая, и слепая, и боится всего. И еще она очень добрая. Я думал, что всю жизнь ее защищать буду, а тут у нее Андрюха появился. И я вроде как лишний стал. Мешаю я им, понимаете? У них любовь, а я им обуза. В общем, запутался я. Пора в аэропорт ехать, а я запутался… Не хочу, не хочу я ни в какую Америку! Я с Леськой хочу жить, с Андрюхой…
– Да, брат, понимаю. И я тоже запутался. Что ж… Слушай, а хочешь, я тебя украду?
– Как это? – поднял на него заплаканные глаза Илька и шмыгнул носом в тихой надежде.
