— Не припомню. Он такой незаметный… Кажется, немного
чудаковат.
— Эдвард очень милый человек, и я его очень люблю!
— Пусть будет так. Мне жаль терять наше время на разговоры о
нем! Какое нам дело до всех этих людей? Они — не в счет!
— Иногда, Джон, я вас просто боюсь, — тихо произнесла его
спутница. — Вы меня боитесь, Генриетта? Меня? Что вы хотите этим сказать?
Очень удивленно он уставился на нее.
— Вы удивительно слепы, Джон!
— Слеп?
— Да. Вы ничего не понимаете, ничего не видите, ничего не
чувствуете! Мысли и чувства других до вас просто не доходят.
— А мне кажется, все наоборот.
— Договорились! То, на что вы смотрите, вы действительно
видите. Но это все! И больше ничего! Вы — как прожектор. Сильный свет освещает
точку, которая вас интересует, все остальное остается погруженным в глубокую
тьму.
— Но объясните же, что все это значит?
— Это опасно, Джон! Опасно для вас! Вам кажется, что все вас
любят, что все желают вам добра. Например, Люси.
— Люси меня не любит? — Он был поражен. — А я ее всегда
очень любил!
— С чего вы взяли, что и она вас любит? Я в этом совершенно
не уверена. А Герда, Эдвард, Мидж и Генри? Откуда вы знаете, какие чувства они
к вам питают?
— Мне гораздо важнее чувства Генриетты! Вот в вас я уверен!
Он взял ее руку, она ее отняла.
— В этом мире, Джон, нельзя быть уверенным ни в ком!
— Генриетта, этому я никогда не поверю! Я уверен в вас так,
как уверен в себе. То есть… — он вдруг замолчал.
— Что вы сейчас хотели сказать, Джон?
— Вы знаете, меня сегодня преследует одна фраза, какая-то
идиотская фраза: «Я хочу домой!» Это лезет мне в голову сегодня весь день, и у
меня нет ни малейшего представления, что это может значить.
Медленно и тихо она сказала:
— Вы, должно быть, о чем-то думали…
Он резко ответил:
— Нет, ни о чем я не думал, совершенно ни о чем!
За обедом Генриетта сидела рядом с Дэвидом. Об этом ее
попросила Люси. Она никогда не распоряжалась, не командовала, она всегда только
очень скромно просила.
Сэр Генри изо всех сил старался развлечь Герду, и
небезуспешно. Джон слушал, что ему говорила Люси; он пытался уловить смысл ее
неоконченных фраз, и это занятие его забавляло. Мидж болтала Эдварду, мысли
которого, казалось, были очень далеко, что-то бессвязное.
Дэвид бегло рассматривал присутствующих, сильными пальцами
непрерывно кроша хлеб. В «Долину» он приехал очень неохотно. Ни сэра Генри, ни
Люси он раньше не видел. В Британской империи ничего не вызывало его одобрения,
и он ничего стоящего не ожидал увидеть и в имении сэра Генри. Эдвард, которого
он знал, казался ему дилетантом, эту породу он презирал. Столь же
снисходительно Дэвид дал оценку оставшимся гостям. Дамы — Мидж, Генриетта и
жена доктора — ничего не стоят: в черепной коробке у них пусто. А сам доктор
Кристоу — один из тех модных шарлатанов, которые делают карьеру в
великосветских салонах. Все они — не люди, это — куклы, марионетки! Как жаль,
что он не может показать им, как невысоко ставит их. Все они достойны
презрения.
Последнюю фразу он повторил про себя три раза, и это
принесло ему некоторое облегчение.
Генриетта очень старалась выполнить поручение Люси, но
добилась весьма посредственных результатов. Короткие ответы Дэвида были до
крайности нелюбезны. Тогда она решила прибегнуть к испытанному методу, который
уже применяла в аналогичных случаях, чтобы развязать язык у молодых молчаливых
людей. Она знала, что Дэвид любит хвастаться своими познаниями в области
музыки. Она с умыслом высказала догматическое и заведомо несправедливое
суждение об одном из современных композиторов.
План удался. Дэвид поднял голову, повернулся к ней,
посмотрел ей прямо в глаза и возмущенно заявил, что она не знает даже основ
этого вопроса. Он проглотил наживку, и Генриетта со смирением полного профана
до конца обеда терпеливо слушала его лекцию о современной музыке. Люси
Эндкателл улыбалась.
— Вы действительно великолепны! — сказала она, взяв
Генриетту под руку по пути в гостиную. — Что нам теперь делать? Играть в бридж
или в невинные игры?
— Думаю, Дэвид воспримет как личное оскорбление ваше
предложение сыграть в загадки.
— Наверное, вы правы. Тогда бридж! Я убеждена, что он
покажется Дэвиду более достойным занятием. Для него это будет прекрасный случай
лишний раз показать свое превосходство.
Играли на двух столах. Генриетта, объединившаяся с Гердой,
играла против Джона и Эдварда. Она предпочла бы другое распределение игроков:
Герду следовало бы изолировать не только от Люси, но и от Джона, однако это
сделать не удалось. Джон пожелал играть именно против Герды.
Генриетта скоро почувствовала, что атмосфера накаляется. Она
очень хотела бы, чтобы выиграла Герда, которая и в отсутствие мужа была средним
игроком. Джон бывал иногда излишне доверчив, но играл хорошо, а Эдвард играл
превосходно. Напряжение нарастало» и только одна Герда его не чувствовала и о
нем не догадывалась. Партия ее развлекала, при помощи Генриетты с легкостью
разрешались трудные ситуации. Генриетта практически играла за нее.
Джон с трудом сдерживал раздражение, иногда делая жене
замечания.
— Ну зачем ты играешь трефами, Герда?
Генриетта немедленно ответила:
— Она все сделала правильно, Джон. Это единственный выход.
Когда игра закончилась, Генриетта со вздохом сказала:
— Мы выиграли, но это не принесет нам больших доходов!
— Только этого и не хватало! — воскликнул Джон. Генриетта
хорошо знала этот его саркастический тон. Она подняла голову, взгляды их
встретились, и она опустила глаза.
Все встали из-за стола. Генриетта подошла к камину, Джон,
улыбаясь, последовал за ней.
— Обычно вы не следите так внимательно за игрой своих
партнеров, — заметил он. Генриетта спокойно ответила:
— К сожалению, это было заметно. Наверное, это достойно
обсуждения — так стремиться выиграть?
— Сознайтесь, что вы старались помочь выиграть Герде и,
стараясь ей помочь, вы не останавливались даже перед обманом!
— Вы довольно грубо высказываетесь, но это так!
