Легкий шум заставил его насторожиться. Где-то далеко в лесу
раздавались выстрелы охотников. Вблизи лес жил своими знакомыми шорохами и
звуками. Этот, почти неуловимый, шум отличался от других. Он был чужой,
посторонний, не на своем месте, как щелчок…
Внезапно у него появилось острое чувство опасности. Сколько
времени он здесь? Полчаса час, может быть, больше? Кто-то за ним следит. И что
это за щелчок? Этого не может быть…
Он быстро обернулся, но недостаточно быстро. Он широко
раскрыл глаза в величайшем изумлении, но не успел ничего сказать — грянул
выстрел. Он рухнул на землю, на левой стороне груди быстро стало увеличиваться
бурое пятно, потекла струйка крови…
Глава XI
Эркюль Пуаро указательным пальцем сбил пылинку с лацкана
пиджака. Он долго одевался к завтраку в «Долине» и остался доволен результатом.
Он прекрасно знал, как принято одеваться в Англии, какой
костюм подходит утром в воскресенье в деревне, но у него были свои взгляды на
этот счет. Он систематически уклонялся от британских законов элегантности и
одевался по своему вкусу и усмотрению. Он не был английским джентльменом, он
был Эркюлем Пуаро.
Он действительно не любил деревню. Но все же дал себя
уговорить и купил маленькую виллу.
Дом нравился ему только своей формой — он напоминал куб.
Окружающий пейзаж его совершенно не интересовал, хотя эти места славились своей
красотой. Природе очень не хватает симметрии. Деревья раздражали его своей
отвратительной привычкой терять листья осенью. Тополя, ровно стоящие вдоль
аллеи, — это еще ничего. Но лес, где бук и дуб растут так, как им
заблагорассудится, — это нелепо! Такой ландшафт больше всего нравился ему из
окна автомобиля, едущего по хорошей дороге. Тут даже можно было бы воскликнуть:
«Какой очаровательный пейзаж!», и вернуться в комфортабельную гостиницу.
В своих новых владениях Пуаро больше всего любил огород с
симметричными, хорошо ухоженными грядками. Об этом заботился Виктор, садовник
бельгиец. Его жена Франсуаза прекрасно готовила и доставляла большое
удовольствие своему хозяину, умевшему ценить вкусную еду.
Эркюль Пуаро вышел из дому, бросил взгляд на свои начищенные
черные ботинки, поправил шляпу и осмотрелся. Как всегда, он поежился при виде
«Голубятни». Его вилла «Покой» и соседняя «Голубятня» были построены двумя
соперничающими архитекторами, первоначальные идеи которых были основательно
урезаны энергичным вмешательством национального общества по сохранению
ландшафта. Два дома представляли две школы: современную — «Покой», коробка под
крышей, навевающая тоску. «Голубятня», напротив, сочетала в себе четыре или
пять стилей в довольно экстравагантной комбинации.
Пуаро подумал о том, какой дорогой направиться в «Долину».
Дорога через лес была короче на полмили, но не давала возможности войти в
имение через главные ворота. С точки зрения этикета, для первого визита
укороченный путь не подходил. И хозяева, и их гости занимали завидное положение
в обществе, приглашение льстило Пуаро.
«Я становлюсь снобом», — подумал он. Он сохранил приятные
воспоминания о встрече с Эндкателлами в Багдаде. Особенно понравилась ему леди
Эндкателл — оригинальная и очаровательная женщина.
Он хорошо рассчитал график своего движения. Без четверти
час, немного уставший и довольный, что он уже пришел (он испытывал отвращение к
ходьбе), он позвонил у входной двери. Открыл величественный и торжественный
Гуджен. Пуаро нашел его безукоризненным.
Однако прием оказался совсем не таким, на какой он надеялся.
— Миледи ждет вас, сэр, в малом павильоне около пруда, —
сказал Гуджен. — Разрешите мне проводить вас туда.
Эркюлю Пуаро была непонятна манера англичан все время быть
вне дома. Это еще понятно в летнюю жару, но никак не в конце сентября. Конечно,
еще не очень холодно, но чувствуется сырость. Благоразумнее было бы находиться
в теплой, уютной комнате, может быть, с горящим в камине огнем. Вместо этого…
У Эндкателлов было принято приглашать гостей к часу. Если
погода была хорошей, то коктейли подавали в павильон. В половине второго
садились за стол.
Впереди шествовал Гуджен, за ним шел Эркюль Пуаро. Они
пересекли большую лужайку, сад и пошли по тропинке через каштановую рощу.
«Сейчас я вернусь туда, откуда пришел», — подумал Пуаро.
Вдруг он услышал слабый крик. Это его заинтересовало. Было
непонятно, что выражал этот крик — удивление или страх. Во всяком случае, крик
был странный и неожиданный.
Когда они вышли из леса, Гуджен посторонился и с поклоном
пропустил вперед Пуаро. Гуджен откашлялся, собираясь подходящим тоном
оповестить о госте, но слова застряли у него в горле. Пуаро выразил свои
чувства многозначительной гримасой.
Это было уже слишком! От Эндкателлов он ожидал другого
Бесконечная дорога, пустой дом, и наконец это! У англичан довольно своеобразный
юмор, если они находят это забавным. У него появилось желание уйти обратно.
Смерть — это не развлечение. Неужели эти люди решили разыграть комедию, чтобы
привлечь его внимание?
В классической позе убитого на берегу пруда лежал крупный
мужчина со светлыми волоса-ми. По бетонному поребрику в воду стекала узкая
красная струйка. Около «жертвы» стояла женщина с револьвером в руке. У нее был
тупой, блуждающий взгляд.
Другие участники этой сцены, очевидно, прибежавшие с разных
сторон, стояли в отдалении. Это была молодая женщина с корзиной, полной
георгинов, мужчина в охотничьем костюме с ружьем на плече и, наконец, сама леди
Эндкателл, которая держала в руках корзинку с яйцами. Во всем этом было что-то
рассчитанное и искусственное. Пуаро глубоко вздохнул. Чего они от него ждут?
Они очевидно, хотят, чтобы он поверил в это «преступление». Должен ли он
сначала обследовать тело или с любезностью поздравить леди Эндкателл с удачно
поставленным спектаклем. Ничего смешного во всем этом не было. И разве не сама
королева Виктория когда-то заметила: «Это нам не смешно».
К трупу приблизились леди Эндкателл и Пуаро с Гудженом,
который был явно взволнован и тяжело дышал. «Не посвящен в тайну», — подумал
Пуаро, но тут же заметил, что это вовсе не комедия, красное пятно — это кровь,
человек на земле умирал, он был сражен выстрелом и притом совсем недавно.
Пуаро посмотрел на женщину, державшую револьвер. Ее лицо
ничего не выражало. С отсутствующим видом она оставалась на месте. «Как
идиотка», — подумал Пуаро. Это его не удивляло. Он знал, что после совершения
преступления некоторые убийцы больше не волнуются, ни на что не реагируют,
впадают в полную апатию.
Но человек на земле еще не умер, он открыл глаза, и Пуаро
догадался, что лежащий еще понимает, что происходит вокруг него. Даже больше —
умирающий был единственный живой человек в этой странной сцене. Остальные были
тенями, куклами. Он же был единственным живым среди них.
