Но Генриетта молчала. Стоя около круглого стола для игры в
карты, она внимательно изучала оставшийся со вчерашнего дня счет от партии в
бридж.
— Что вы сказали, Люси?
— Я спрашиваю, — снова заговорила Люси, — есть ли еще в доме
полицейские?
— Не думаю, — сказала Генриетта. — Сейчас они должны быть в
комиссариате и переводить на полицейский язык те заявления, которые они от нас
получили.
— Чем вы так увлечены, Генриетта?
— Ничем.
Помолчав, Генриетта добавила:
— Хотела бы я знать, что сейчас делает Вероника Крей?
Леди Эндкателл встревожилась.
— Она наверняка уже все знает. Вы не думаете, что она может
прийти сегодня вечером? Мне нужно срочно позвонить супругам Кэри. Мы не может
завтра принять их так, как будто ничего не случилось!
Она вышла из комнаты, и вскоре За ней последовал Дэвид. Он
дошел до изнеможения и пробормотал, что ему совершенно необходимо кое-что
поискать в британской энциклопедии. Генриетта вышла в сад. После недолгого
колебания Эдвард пошел за ней.
— Сегодня не так тепло, как вчера вечером, — сказала она.
— Да. Даже холодно.
Дэвид пробурчал, что никогда не читает «Ньюс оф де Уорлд».
— А я — всегда! — сказала Люси. — Эту газету мы выписываем
как бы для слуг, но Гуджен — толковый человек, он никогда не забирает «Ньюс оф
де Уорлд», пока мы не попьем чай. Это презанимательная газета. Вы себе и
представить не можете, сколько бедных женщин лишают себя жизни при помощи газа!
— Что же будет, — с усмешкой сказал Эдвард, — когда газ
всюду будет заменен электричеством?
— Они найдут какое-нибудь другое средство!
— Я не разделяю вашего мнения о значении электричества в
будущем, — заявил Дэвид.
Он сделал попытку прочесть лекцию на эту тему, одновременно
и научную, и социальную, но Эдвард поспешно остановил его признанием, что этот
вопрос выходит за рамки его компетенции. Дэвид презрительно скривился.
Гуджен принес кофе в салон. Он двигался медленнее, чем
обычно. Это казалось ему необходимым в доме, где траур.
— Кстати, Гуджен, — обратилась к нему леди Эндкателл, — эти
яйца… я забыла их промаркировать, как обычно. Не проследите ли вы за тем, чтобы
на них карандашом написали сегодняшнюю дату.
Гуджен поклонился и почтительно ответил, что все уже
сделано.
— Замечательный малый. У нас вообще все слуги очень хорошие,
— щебетала Люси, — и мне их искренне жаль. Целый день здесь торчали
полицейские. Интересно, они все еще здесь?
— Полицейские? — спросила Мидж.
Генриетта остановилась и смотрела на дом. Ее взор скользил
вдоль рядов окон. Потом она повернулась к лесу.
Эдвард спросил себя, о чем она думает.
— Не лучше ли вернуться? — обратился он к ней — Вы
простудитесь!
Она покачала головой.
— Нет, я дойду до пруда.
— Я провожу вас! — он сделал шаг к ней.
— Нет, Эдвард… Я хочу побыть одна со своим мертвецом…
— Генриетта! — воскликнул он. — Неужели вы не понимаете, как
я страдаю?
— Вы? — довольно резко спросила она. — Вы страдаете от того,
что Джон умер?
— Я страдаю за вас. Вам сейчас очень тяжело…
— Я — сильная, Эдвард. Я все вынесу. Речь идет о вас. Я
думаю, что сейчас вы должны быть рады. Вы ведь не любили Джона.
Эдвард пробормотал:
— У нас просто было мало общего.
— Как благородно вы выражаетесь. А ведь между вами было
кое-что общее. Вы оба меня любили. Только это вас не сближало, наоборот…
Из-за облака вышла луна. Она осветила мрачное лицо
Генриетты. Для него она всегда оставалась той девушкой, которую он знал в
Айнсвике — веселой, молодой, смешливой. Женщина же, стоявшая перед Эдвардом,
показалась ему совершенно чужой. Она смотрела на него холодно и враждебно.
— Генриетта, дорогая, поверьте, что искренне сочувствую
вашему горю!
— Разве это горе?
Казалось, что этот вопрос она задает не ему, а себе самой.
Генриетта тихо продолжала:
— Все произошло так внезапно, так стремительно. Он был здесь
совершенно живой, и вдруг — его нет, он мертв! Все кончено!.. Больше ничего
нет… Пустота.. Ничто… А мы тут продолжаем поглощать карамельный крем,
разговариваем… Делаем вид, что живы… А Джон, который был самым живым среди нас,
Джон — умер! Я не перестаю повторять: умер… умер… умер… Это как заунывный звук
там-тама где-то в джунглях… Умер., умер… умер…
— Генриетта, ради всего святого, перестаньте! Она с
любопытством посмотрела на него.
— Вас удивляет то, что я говорю? Чего же вы ждали? Что вы
станете меня утешать, а я буду вытирать глаза маленьким красивым платочком? Что
сначала я буду потеряна от горя, а потом начну постепенно приходить в себя? Что
я терпеливо и благодарно буду выслушивать ваши слова утешения? Вы, Эдвард, —
очень хороший, но вы никогда ничего не понимаете!
С изменившимся лицом он печально произнес:
— Я всегда это знал.
— Вы представляете себе, чем был для меня сегодняшний вечер?
Джон умер, но всем на это наплевать, кроме меня и Герды. Вы — радуетесь, Дэвида
эта история раздражает, Мидж находит ее печальной. Люси продолжает находить
развлечение в происшествиях, описанных в «Ньюс оф де Уорлд». Вы отдаете себе
отчет в том, какой это для меня кошмар?
Эдвард молчал. Она продолжала говорить.
— В этот вечер ничто не кажется мне реальным. Никто не
существует! Никто, кроме Джона!
— Хорошо, — тихо произнес он, — я не существую в полном
смысле слова, я знаю это.
— Простите меня, Эдвард. Я считаю несправедливым, что Джон,
который был полон жизни, умер!
— Тогда как я, наполовину мертвый, я — живой!
— Я совсем не то хотела сказать, Эдвард.
— Но вы это подумали, и может быть, вы правы…
Возвращаясь к вопросу, который задала себе, Генриетта
сказала:
— Нет, это не горе. Или я совершенно бесчувственная? А я как
хотела бы, чтобы смерть Джона была для меня тяжелым горем!
