Но могла ли она его убить? Можно ли представить себе, что
преступление совершила бедная Герда, такая на вид спокойная, бестолковая и
безобидная? Нет, Герда не способна кого-нибудь убить!
Но так рассуждать нельзя! Если исключить Герду, то кто же
убил Джона? Ведь Герда стояла там рядом с трупом с револьвером в руке.
Револьвер она взяла в кабинете сэра Генри, а утверждает, что нашла его около
трупа и подняла. Но ведь ничего другого она не могла сказать. Что-то ведь нужно
было говорить…
Генриетта ее защищает, уверяет всех, что Герда говорит
правду. Неужели она не понимает, что единственно возможна версия о том, что
убила Герда. Вчера вечером Генриетта вообще вела себя очень странно. Наверное,
потому, что так любила Джона. Бедная Генриетта! Но пройдет время, и она
утешится. Все забывается. Она выйдет замуж за Эдварда и будет жить в Айнсвике.
Эдвард ее всегда обожал, он будет счастлив. На пути к этому частью между ними
всегда вставала сильная личность Джона. Джона больше нет…
Когда Мидж спустилась к завтраку, ее поразила перемена,
которая произошла с Эдвардом. Он казался более уверенным в себе, вел себя
свободно, не было обычных колебаний и щепетильности. Он беседовал с Дэвидом.
— Чаще приезжайте в Айнсвик, Дэвид! Мне хотелось бы, чтобы
вы чувствовали себя там, как дома.
Дэвид взял себе побольше конфитюра и уверенно заявил, что
такие огромные поместья нелепы: их нужно делить на части.
Эдвард улыбнулся.
— Я надеюсь, что это не произойдет, пока я жив. Мои фермеры
очень довольны своей судьбой.
— Зря, — сказал Дэвид. — Им не следует быть довольными.
— Если бы «Обезьяны были довольны, что имеют хвост», —
вставила Люси. — Это первая строчка стихотворения, которое я выучила, когда
была совсем маленькой. К сожалению, сейчас я не помню продолжения. Дэвид, вы
должны просветить меня в отношении новых идей! Насколько я понимаю, следует
всех ненавидеть, но в то же время обеспечивать бесплатной медицинской помощью и
образованием. Даже думать страшно об этих бедных ребятишках, которых без
разбора гонят в школы и, нравится им это или нет, дают им рыбий жир. Самая противная
вещь, по-моему.
Мидж заметила, что Люси снова стала сама собой. К Гуджену
вернулась прежняя поступь. Жизнь продолжалась.
Сэр Генри ночевал в Лондоне в своем клубе и только что
приехал.
— Все идет прекрасно, — ответил он на вопрос жены. — Секретарь
Джона знает свое дело. Она всем занимается. У Герды есть сестра, ей послали
телеграмму. — Я знала, что у нее должна быть сестра и что она живет неподалеку
от Лондона.
Подошел Гуджен и доложил сэру Генри, что звонил инспектор
Грэндж. Дознание назначено на среду, на одиннадцать часов.
— Мидж, — сказала леди Эндкателл, — вам следует позвонить в
магазин и предупредить их.
Мидж медленно направилась к телефону. Ее жизнь до сих пор
текла так спокойно, так обыкновенно. Как объяснить начальству, что ей нужно
продлить отпуск сверх тех четырех дней, которые ей предоставили. И это потому,
что она замешана в дело об убийстве! Немыслимо! Вряд ли такое объяснение
устроит ее директрису.
Мидж решительно взялась за трубку.
Все произошло так, как она предполагала. Гневный
пронзительный голос дрожал от возмущения.
— Что вы мне рассказываете, мисс Хардкастл? Мертвец?
Похороны? Вы же знаете, что у меня и так не хватает персонала! Мне нет дела до
ваших историй. Я вижу — вы там не скучаете!
Мидж рассказала подробности, отчетливо выговаривая слова.
— Что? Полиция? Вы имеете дело с полицией? — визгливо
закричали на другом конце провода. Сжав зубы, Мидж продолжала объяснять.
Удивительно, в каком грязном свете можно все при желании представить.
«Вульгарная полицейская история». Сколько злобы все-таки заложено в людях!
Эдвард заглянул в комнату и хотел сразу же удалиться. Мидж
закрыла рукой трубку и взмолилась, чтобы он остался. Его присутствие
действовало как противоядие, и она вернулась к телефонному разговору.
— Но я действительно тут ни при чем, мадам, я же не
виновата, если…
Пронзительный голос прервал:
— Интересно, что у вас за друзья? Хорошее вы себе выбрали
общество, где убивают друг друга! У меня большое желание вообще сказать вам,
чтобы вы не возвращались на работу! Вы можете испортить репутацию моего
магазина!
Мидж постаралась отвечать спокойно. Через некоторое время
она с облегчением положила трубку Она была совершенно измучена.
— Я звонила в магазин, где работаю, — объяснила она. — Нужно
было сообщить им, что я не смогу вернуться вовремя… из-за дознания.
— Я надеюсь, все обошлось без трудностей? — спросил Эдвард.
— Интересно, что это за магазин. Хочется верить, что ваша работа приносит вам
удовольствие.
Мидж устало улыбнулась.
— К сожалению, это не совсем так. Моя директриса — еврейка с
крашеными волосами и противным голосом. Она только что наговорила мне массу
гадостей…
Эдвард, казалось, очень был удивлен.
— Но, малютка Мидж, вы не можете там оставаться! Если уж так
необходимо, чтобы вы что-то делали, нужно найти должность у симпатичных людей,
с которыми приятно работать.
Мидж молча смотрела на него. Как все объяснить? Что он знает
о людях, вынужденных зарабатывать себе на жизнь? В ней поднималась какая-то
горечь. Между ней и другими, Эдвардом, Люси, Генри и даже Генриеттой, лежала
непроходимая пропасть. Эта пропасть разделяет тех, кто работает, и тех, кто
ведет праздную жизнь, кто не имеет представления о том, как трудно найти работу
и как трудно ее сохранить. Конечно, они могли бы ей помочь, и ей не пришлось бы
зарабатывать себе на жизнь. Люси и Генри охотно приглашают ее к себе. И они, и
Эдвард могли бы выделить ей ренту, на которую можно существовать. Только ей не
хотелось быть им обязанной. Она с радостью иногда проводила несколько дней в
роскошной резиденции Эндкателлов, но старалась сохранить свою независимость. По
тем же соображениям она не хотела занимать у них деньги, чтобы открыть свое
дело.
Она нашла работу в этом магазине. Ее хозяйка вообразила, что
Мидж привлечет сюда своих знакомых. Хитрая женщина разочаровалась: Мидж никогда
не советовала своим друзьям приобретать платья у них в магазине.
У Мидж не было никаких иллюзий. Она ненавидела этот магазин,
ненавидела мадам Эльфридж, ненавидела свое раболепство перед раздражительными и
вечно недовольными покупательницами. Тем не менее, она дорожила своей работой.
Где бы она подыскала себе другую? Эдвард воображает, что у нее есть выбор.
Смешно! Знает ли он реальный мир? И он, и все Эндкателлы? Она сама Эндкателл
только наполовину. Иногда, как, например, сегодня утром, ей казалось, что
ничего общего у нее с ними нет. Она была единственной дочерью своего отца. Она
всегда вспоминала его с любовью. Мидж ясно видела его перед собой — седого,
усталого… Всю свою жизнь он боролся за то, чтобы поддержать свое маленькое
семейное предприятие. Он хорошо знал, что оно обречено. Это была не его вина.
Нельзя остановить прогресс!
