— Мне иногда кажется, что это единственный вопрос, который
тебя по-настоящему волнует.
— Естественно, Эдвард и Дэвид — последние из Эндкателлов.
Невозможно же, чтобы Дэвид унаследовал Айнсвик после смерти Эдварда. Он может
не жениться из-за своей матери или по другим причинам, и тогда — мы Эндкателлы
— исчезнем. Эдвард останется последним, и все уйдет с ним.
— Неужели возможна такая катастрофа?
— Но ведь речь идет об Айнсвике! — она произнесла это с
таким увлечением и уверенностью, что сэр Генри не смог удержаться от улыбки.
Люси продолжала:
— В самом деле, все зависит от того, женится ли Эдвард, а
он, к несчастью, страшно упрям, совсем как наш отец! Я думала, он когда-нибудь
забудет Генриетту и женится на какой-нибудь милой девушке. Мы бы могли помочь
ему найти ее. Но теперь я знаю, что на него нельзя рассчитывать. Я говорила
себе, что связь Джона с Генриеттой не может продолжаться бесконечно. Джон ведь
был довольно ветреным. Но однажды я заметила, что он на нее смотрит так, как
будто любит ее действительно. Я подумала, что если Джон исчезнет, то Генриетта
выйдет замуж за Эдварда. Она не такая женщина, которая будет жить одной
памятью. Таким образом, проблема состояла в том, чтобы избавиться от Джона.
— Но, Люси, ты не… — сэр Генри снова не смог окончить фразу.
— Не думай, пожалуйста, что это я убила Джона. Без сомнения,
я имела глупость думать о всяких несчастных случаях. Но я вспомнила, что мы
сами его к нам пригласили. Совсем другое дело, если бы он приехал сам, без
приглашения. Но, вспомнив, что мы просили его быть нашим гостем, я не могла
больше думать о несчастном случае. Законы гостеприимства налагают определенные
обязанности. Вот видишь, дорогой, у тебя не может быть никакого повода для
беспокойства!
Она подошла к двери и, обернувшись, добавила:
— Все получилось как нельзя лучше! Мы избавились от Джона,
не пошевельнув пальцем! Это напоминает мне того человека в Бомбее, который был
так груб со мной. Три дня спустя его переехал трамвай.
Она еще раз улыбнулась мужу и вышла.
Сэр Генри смотрел ей вслед. Он чувствовал себя очень старым
и усталым.
В кухне посудомойка Дорис, с глазами, полными слез,
выслушивала упреки Гуджена, кухарки и старшей горничной, которые играли роль
античного хора.
— Вы увидели меня с оружием. Вам нужно было сделать только
одно: прийти ко мне и спросить, почему у меня в руке пистолет.
— Вы могли бы попросить совета у меня, — взяла слово
кухарка, — я всегда готова помочь молодой девушке, которая еще ничего не
понимает в жизни.
Гуджен продолжал:
— Во всяком случае, вы сделали то, что делать не следовало
абсолютно! Придет же в голову мысль, никого не предупредив, тайно сообщить об
этом полиции, да еще выбрать для этого какого-то сержанта! Если полиция вас ни
о чем не спрашивает, моя девочка, лучше быть от нее подальше! Достаточно
печально уже то, что она находится в доме.
— Как правильно вы говорите! — прошипела старшая горничная.
— Вот со мной такое никогда бы не могло случиться!
— Мы все знаем нашу миледи, — снова сказал Гуджен, — и нас
ничего удивить не может. А полиция совсем не знает ее, и просто поразительно,
что эти люди имеют право ей надоедать всякого рода вопросами. Они делают
всяческие предположения, и только потому, что миледи взяла пистолет, чтобы
пойти погулять. С ее стороны в этом нет ничего необычного, но полицейские видят
во всем злые намерения. Миледи никогда и муху не обидит, но она необычайно
рассеянна и может класть вещи в самые неожиданные места. Я никогда не забуду
день, когда она положила живую лангусту на поднос для визитных карточек в
холле. Когда я увидел эту лангусту, я подумал, что у меня галлюцинации.
Дворецкий замолчал. Нравоучения закончились. Кухарка еще раз
повторила Дорис, что мистер Гуджен говорил с ней исключительно в ее собственных
интересах, и отослала ее чистить зелень. Сама она в глубокой меланхолии
вернулась к плите. Очень трудно испечь приличные пирожные в доме, где атмосфера
испорчена присутствием полицейских.
Глава XXII
Вероника Крей была очень элегантна. Ее спортивный костюм
показался Пуаро похожим на костюм Генриетты. Вероника распространяла вокруг
себя аромат, который Пуаро сразу уловил. С ослепительной улыбкой она обратилась
к нему.
— Месье Пуаро, я только что узнала, что именно вы были моим
соседом так долго, мне так хочется с вами познакомиться!
Он поклонился, поцеловал протянутую руку и проводил гостью к
креслу. Она отказалась от предложенных напитков.
— Месье Пуаро, — продолжала Вероника. — А ведь я пришла
поговорить с вами. Серьезно поговорить. Я очень волнуюсь.
— Вы чем-то обеспокоены? Это меня огорчает.
— Вы знаете, что завтра будет дознание по поводу смерти
Джона Кристоу?
— Да.
— Моя история так необыкновенна, что кажется почти
невероятной. Но я надеюсь, что вы мне поверите, вы ведь прекрасно знаете людей!
— Немного, — подтвердил Пуаро.
— Ко мне приходил инспектор Грендж, — продолжала актриса. —
Он почему-то уверен, что мы с Джоном поссорились. В некотором роде это,
конечно, так, но совсем не в том смысле, как он это себе представляет. Я
сказала ему, что не видела Джона пятнадцать лет, а он не захотел мне поверить.
Но это же правда, месье Пуаро, истинная правда!
— Если это правда, то это легко доказать. Вам нечего
беспокоиться!
Она улыбнулась.
— Дело в том, месье Пуаро, что я не осмелилась рассказать
инспектору, что произошло в субботу вечером. Это настолько фантастично, что он
определенно отказался бы мне поверить. Но мне нужно об этом кому-то рассказать…
поэтому я и пришла к вам!
— Этим вы оказываете мне большую честь. Пуаро подумал, что
она совершенно в этом не сомневается. Красивая, даже очень красивая, она
уверена в своей власти и неотразимости. Настолько уверена, что иногда может и
ошибаться.
— Пятнадцать лет назад, — продолжала Вероника, — мы с Джоном
были помолвлены. Он меня очень любил, так сильно, что иногда эта любовь меня
даже беспокоила. Он хотел, чтобы я бросила театр, чтобы моя жизнь была тенью
его жизни. Он был сильной личностью, не считался с чужим мнением, и я поняла,
что не смогу жить так, как он мне предлагает. Я расторгла нашу помолвку. Боюсь,
он очень страдал.
Лицо Пуаро ясно показывало, что обратное кажется ему
совершенно невозможным. Она продолжала:
— Я увидела его после долгой разлуки только в прошлую
субботу вечером. Он проводил меня до моего дома и, как я рассказала инспектору,
мы разговаривали о прошлом. Только мы на этом не остановились…
