В примерочной кабине клиентка почти кричала.
— Осторожно! Вы рвете мне сетку для волос! До чего же вы
неловкая!
— Я глубоко сожалею, — извинялась Мидж.
— Нельзя же быть такой неуклюжей! Пустите, я сама это
сделаю! Где мой пояс?..
Миссис Эльфридж медовым голосом сообщила Эдварду, что мисс
Хардкастл освободится «через минуту». Скоро Мидж открыла дверь кабины, и оттуда
вывалилась немолодая женщина с перекошенным злым лицом. В руках у нее была
масса всяких пакетов. Крупным шагом она вышла из магазина. Мидж была одета в
черное платье строгого покроя. Она была очень бледна и казалась совершенно
несчастной.
— Мидж, — сказал Эдвард без всяких предисловий, — я пришел
пригласить вас на завтрак.
Мидж бросила быстрый взгляд на часы.
— Я не смогу уйти раньше четверти второго. Было десять минут
второго.
Мисс Эльфридж сказала приторно сладким тоном:
— Вы можете пойти сейчас, потому что за вами пришел ваш
друг.
Мидж прошептала слова благодарности, попросила его подождать
недолго и исчезла в глубине магазина. Эдвард чувствовал себя неловко в этой
отвратительной лавке. Ему не понравилось, как миссис Эльфридж произнесла слово
«друг». Все тут было отвратительно. Миссис Эльфридж как раз собиралась начать
беседу, когда в магазин вошла облаченная в роскошное манто дама с мерзкой
собачонкой на руках, безобразным пекинесом. Коммерческий инстинкт взял верх над
любопытством, и миссис Эльфридж устремилась навстречу посетительнице.
Мидж вернулась. Эдвард взял ее за локоть и увел.
— Боже мой! — воскликнул он на улице. — Неужели вам нужно
все это терпеть? Я слышал ваш разговор с этой ведьмой. Как вы удержались от
того, чтобы не швырнуть ей эти тряпки в лицо?
— Если бы я на это решилась, я бы быстро потеряла это место.
— Но разве у вас не возникает желания запустить тряпками в
такую особу?
Мидж вздохнула.
— У меня бывает такое желание. К концу дня, особенно летом,
в жаркие дни наступают моменты, когда я боюсь потерять самообладание, когда я с
трудом удерживаюсь, чтобы не сказать этим мерзким бабам все, что я о них думаю!
— Мидж, моя дорогая маленькая Мидж, так продолжаться не
может!
Она немного натянуто засмеялась.
— Не беспокойтесь, Эдвард! В этом нет ничего особенного.
Объясните мне лучше, почему вы пришли, почему не позвонили?
— Я хотел сам увидеть, что представляет собой этот ваш
магазин. Меня это беспокоило. — Он помолчал, а потом взорвался:
— Люси не стала бы говорить с самой последней своей
посудомойкой таким тоном, как эта женщина говорила с вами. Недопустимо, чтобы
вы постоянно подвергались таким унижениям! У меня огромное желание украсть вас
и спрятать в Айнсвике. Я сейчас остановлю такси, затолкну вас туда, и мы уедем
поездом в четырнадцать пятнадцать!
Мидж резко остановилась. У нее было утомительное утро с
трудными, неприятными покупательницами, миссис Эльфридж тиранила ее больше, чем
обычно, и Мидж почувствовала, что больше не может притворяться. Она повернулась
к Эдварду и зло закричала с издевательством:
— Так чего же вы ждете? Почему же не останавливаете такси?
Он с изумлением уставился на нее. Гнев ее рос, и она
продолжала:
— Вы считаете, что это очень мило с вашей стороны, сначала
прийти, а потом говорить мне все это? Вы понимаете, что это значит — после
такого утра, какое у меня было сегодня, напомнить мне об Айнсвике? Вы об этом
не подумали! Вы говорите, что хотите вырвать меня из этого ужасного магазина, и
не думаете над своими словами! Я могла бы продать свою душу, чтобы избавиться
от этой жизни, к которой испытываю отвращение! Как вы можете говорить мне об
Айнсвике? Ваши намерения, может быть, и хороши, Эдвард, но вы жестокий человек!
Это все разговоры…
Они стояли на тротуаре и мешали людям, торопившимся на обед.
Их толкали, но они этого не замечали, они видели только друг друга. Эдварду
казалось, что он пробудился от долгого сна.
— Хорошо, черт возьми, — сказал он. — Пусть будет так! Вы
поедете в Айнсвик поездом четырнадцать пятнадцать.
И он остановил такси.
Машина направилась к вокзалу, они долго молчали. Мидж плотно
сжала губы, в ее глазах сверкало вызывающее пламя. Эдвард смотрел прямо вперед.
На остановке перед светофором она довольно любезно сказала:
— Я, кажется, спровоцировала вас на обман.
— Я и не собирался вас обманывать, — сухо ответил он.
Через некоторое время к Эдварду вернулось самообладание.
— Мы не успеем на поезд два пятнадцать. Постучав в стекло
шоферу, он попросил отвезти их на Беркли.
— Почему мы не успеем на четырнадцать пятнадцать? — холодно
спросила Мидж. — Сейчас только половина второго!
Он улыбнулся.
— У вас даже нет чемодана, Мидж! Вы едете без зубной щетки,
без домашних туфель, без запасного платья. Есть очень хороший поезд в
шестнадцать пятнадцать. А сейчас мы позавтракаем и немного поговорим!
Мидж глубоко вздохнула.
— Узнаю вас, Эдвард. Вы-никогда не забываете мелочей жизни.
Ваши порывы никогда не заводят вас слишком далеко. Это продолжалось очень
недолго, но это был прекрасный сон.
Они вышли из машины, она взяла его под руку и ласково
сказала:
— Простите меня, Эдвард! Мне очень жаль, что я держала себя
так вызывающе и торговалась с вами, как на базаре! Но знаете, вы меня ужасно
разозлили!
— Да, — сказал он, — это очень возможно!
В ресторане на Беккерлей они устроились за столиком у окна.
Эдвард заказал превосходный завтрак. После цыпленка Мидж со вздохом заявила,
что ей нужно вернуться в магазин: она уже опаздывает.
— Сегодня, — сказал Эдвард, — вы можете задержаться и
спокойно позавтракать. Я за вас извинюсь и, если нужно, куплю половину товаров.
Мидж признала себе побежденной. За кофе он спросил,
помешивая своей ложкой в ее чашке:
— Значит Айсвик вы любите по-настоящему?
Она ответила слабой, натянутой улыбкой.
— Неужели обязательно говорить об Айнсвике? Мы не поехали
поездом в два пятнадцать, и я уцелела. Я прекрасно знаю, что не может быть и
речи о поезде в четыре пятнадцать, но… зачем вы тревожите мою рану?
