— А когда он вернется?
— Когда я научусь писать и напишу ему письмецо, — ответила сестренка.
— Вот и нет! Думаю, он вообще не вернется. Он с мамой тоже поссорился.
— Со мной он не ссорился, — возразила Роза. — Поэтому я уверена: Анджело вернется.
— Слушай, а куда это он вчера вечером ходил? — спросил Ивецио.
— В веселый дом. Папа сказал, Анджело был в веселом доме.
— Непонятно. Ну и что, если он где-то веселился?
— Не знаю, — вздохнула Роза.
— Иногда за это ругают. Вот я болтаю с другом на уроке, и мне весело. А тут как раз учитель меня спрашивает, ну а я ворон ловлю. Он тогда ругается…
— Наверное, так оно и есть…
— Но почему мама из-за такой ерунды призывала на него кары Господни? — удивился Ивецио.
— Ну знаешь, мама всегда так… — объяснила Роза. — Она думает, Богу делать нечего, как только насылать на всех кары.
— Но иногда мама права, — возразил Ивецио, которому хотелось задеть Анджело.
Малыш был доволен неожиданным отъездом старшего брата. Он чувствовал себя свободным, Роза снова принадлежала только ему.
— А вот мы из-за мамы сегодня голодными останемся! — коварно заявила Роза.
— Ой, Христе Боже мой! — воскликнул мальчик и тут же прикрыл рот ладошкой, убоявшись вырвавшихся у него слов.
Про себя Ивецио тут же попросил у Бога прощения. Если бы Роза донесла матери, что Ивецио всуе поминает имя Божье, ему бы досталось, и досталось бы, конечно, побольше, чем Анджело. Тот всего лишь где-то веселился. Но Роза никогда не предавала брата-близнеца.
— Мама забыла дать нам второй завтрак в школу, — напомнила Роза.
Ивецио попытался найти оправдание для матери:
— Мы сами забыли попросить.
— А какая разница. Так и так голодными останемся, — реалистично заключила сестренка.
— Дождь кончился! — обрадовался мальчик.
Роза протянула ручку и заметила:
— Действительно, кончился.
Из окошка меж облаками блеснуло солнце. Малыши закрыли зонтик и кинулись бегом, перепрыгивая через лужи, позабыв и об исчезновении Анджело, и о материнских наставлениях, и об отцовском гневе, и о втором завтраке, и о крае света.
Глава 5
Сильная рука матери сжала плечо поставленной на колени девочки.
Роза не всхлипнула, а лишь бесстрашно заглянула Алине в глаза и произнесла:
— Ты делаешь мне больно.
— Знаю, — безжалостно ответила мать.
— Отпусти! — твердо сказала дочь.
— Раскайся! — приказала Алина.
Роза только тряхнула головой.
— Повторяй за мной! — велела Алина, притворяясь спокойной.
— Что повторять? — спросила девочка.
Роза не могла больше выносить те муки и унижения, которым подвергала ее Алина.
— Повторяй: Господи, помоги мне обрести мое призвание и стать монахиней!
— Не буду!
Роза говорила как человек, уверенный в собственной правоте.
— Я это столько раз повторяла, а теперь больше не хочу.
Лицо у девочки горело от унижения, а колени ныли. Спальня родителей казалась Розе отвратительной темницей. А из окна, где остался закрытый для Розы мир, доносилось благоухание летних полей, звенели голоса детей, слышались разговоры взрослых.
Все началось июльским утром, с появлением бродячего торговца. Он появлялся каждый месяц, если погода благоприятствовала, и делал остановку в «Фаворите». Его могучий нормандский жеребец в нарядной упряжи тащил за собой целый магазин на колесах. Там было все для дома. Он продавал посуду и голландское полотно, шелк из Комо и костяные гребни, ленты и французские духи, слабительные соли и микстуры, настойки для улучшения пищеварения и пилюли от изжоги, специи и мази для людей и для скота.
Алина, перетряся весь товар, купила два пузатых керамических ночных горшка в подарок работнику, что собирался жениться. Роза любовалась безделушками, выставленными на лотке около гумна. Торговец был мужчина высокий и толстый, с открытым лицом, живым внимательным взглядом и хорошо подвешенным языком. Он умел моментально оценить намерения и возможности в общем-то немногочисленных покупательниц, готовых ради какой-нибудь ненужной мелочи, да и просто из интереса, сторговаться о тайном свидании где-то в поле.
Продавец любил детишек и к тому же хотел отблагодарить Алину Дуньяни, свою лучшую клиентку. Поэтому он подарил Розе крохотный флакончик духов с пробочкой, сиявшей, как золото. К горлышку голубой шелковой ленточкой была привязана этикетка с изящной надписью «Одеколон «Аткинсон».
Пока мать выбирала новые тарелки вместо тех, что разбились, и сверяла покупки со списком, составленным заранее, Роза, сжимая в руке свое сокровище, забежала за угол и уселась на каменной скамье у стены дома.
Тут и нашла ее мать. Девочка с наслаждением вдыхала запах одеколона, брызнув несколько капель себе в ладошку.
— Это еще что такое? — грозно спросила Алина, сдвинув брови.
— Духи!
И девочка с улыбкой протянула флакончик матери.
— Стыд какой! — крикнула Алина, вырвав у дочери из рук подарок.
— Мне торговец подарил, — объяснила Роза, испугавшись, что сейчас потеряет свою благоуханную мечту. — Стыд какой! — с отвращением повторила мать.
Розе было бы легче, если бы Алина влепила ей пощечину, но мать схватила дочь за руку и втащила в дом.
Она приволокла ее в спальню и перед ликом Христовым, увенчанным терновым венцом, велела:
— На колени!
Роза из послушания опустилась на колени, но не поняла, зачем это нужно. Правда, мать всегда твердила, что преклонить колени лишний раз никогда не мешает.
— А зачем? — спросила девочка.
— Проси прощения у Господа! — приказала мать.
— А почему? — недоумевала Роза.
Она растерялась, потому что вины за собой не чувствовала.
— За твое тщеславие, — прошипела Алина. — Ты надушилась. Только дурные женщины поливаются духами. Тебе всего семь лет, а ты уже испорченная девчонка. Моли Господа, чтобы очистил твою душу.
Тут Роза разразилась рыданиями. Судя по поведению матери, она совершила грех, но не понимала какой. Почему все, что нравилось Розе, Алина осуждала и Христос тоже? Грешно ездить верхом, грешно носить ожерелье, грешно нюхать духи. Девочка, впрочем, готова была попросить у Бога прощения за те грехи, что она, того не подозревая, совершила.
— А теперь повторяй за мной, — велела Алина. — Господи, обрати на меня свою милость и помоги обрести призвание и стать монахиней.
