В конце концов
Мария поднялась и, вернувшись к окну, вновь выглянула из-за занавесок в
большой, погруженный в молчание сад. Она заметила двух мужчин, едва различимых
в темноте. Крадучись, хоронясь в тени лавровых кустов, две приземистые, коренастые
фигуры в ветровках пробирались по саду. Один из них вышел на открытое место. В
руке у него был фонарик. Мужчина подошел к машинам, оставленным у гаража, и
сделал знак товарищу подойти поближе. Они принялись рыться в перчаточном
отделении обоих автомобилей. Марии ни на минуту не пришло в голову, что речь
идет о ворах. Было ясно, что эти двое следят за гостями Моретты. Ей стало
страшно. А вдруг они попытаются проникнуть к ней в квартиру? Что ей тогда
делать? А вдруг они обнаружат, что за ними тоже следят? Она вздохнула с
облегчением, увидев, что они удаляются. У нее возникла мысль, что надо бы
предупредить подругу, но она сидела взаперти и не могла выйти из своего
убежища. Тогда Мария решила, что всему есть предел: не будет она ждать месяц,
чтобы переехать, она покинет этот дом завтра же утром и навсегда забудет
Моретту и ее темные делишки.
6
В громадной
гостиной виллы гости расположились свободно и непринужденно, попивая шампанское
и время от времени закусывая тартинками. Политический деятель и министр вели
пустяковый, даже легкомысленный разговор, по привычке сохраняя важный вид
государственных мужей.
Моретта пыталась
развлечь молодого американца, лишь несколько месяцев назад приехавшего в Италию
и работавшего демонстратором мужского платья. Его звали Санни, и у него не было
ни лиры, но зато была уверенность, что его творческие возможности рано или
поздно проявятся и помогут ему прорваться, завоевать место под солнцем. Пока
же, в ожидании решающего поворота судьбы, он не брезговал случайными и хорошо
оплачиваемыми связями с состоятельными клиентами независимо от пола и
внешности.
Министр делал вид,
что слушает обращенные к нему слова политика, чтобы не слишком явно проявлять
интерес к партнеру на вечер, но исподтишка бросал жадные, нетерпеливые взгляды
на молодого американца.
Джанфранко, верный
секретарь и мастер на все руки, единственный из всей компании, казалось,
скучал. Он уселся поглубже в кресло в уголке, подальше от других, и пил виски,
откровенно позевывая. Моретта подошла и наклонилась к нему.
— Почему бы
тебе не присоединиться к остальным? Твое поведение можно назвать
антиобщественным. Займись делом, глядишь, и время быстрее пробежит, —
посоветовала она шутливо.
— Надеюсь,
вечеринка надолго не затянется, — ответил он, бросив взгляд на часы.
— А ты не
хочешь выбрать девушку и отправиться наверх? — предложила Моретта.
— Я устал.
Знаешь, как Супермен, когда на него наводят порчу. В некоторых ситуациях я
теряю всю свою силу и становлюсь безобидным, как котенок… — Он пытался
отшутиться, но явно неудачно.
— Послушайся
меня, будь умницей. Оставь свои нравственные терзания и выбери одну из этих
девушек, — настойчиво повторила Моретта.
— Если бы я
мог выбирать, то выбрал бы тебя, — искренне признался он.
Она поцеловала его
в щеку:
— Я очень
польщена. Будь на то моя воля, я пошла бы за тобой на край света.
— Я тебя
люблю, Моретта, — молодой человек вдруг стал серьезен и взглянул на нее с
нежностью. — Я так много о тебе знаю и восхищаюсь тобой.
— Только не
надо рвать страсти в клочки, а то я заплачу, — девушка предпочитала
сохранить шутливый тон, в то же время спрашивая себя, кто мог рассказать ему о
ней.
Джанфранко
вращался в мире волков, где на каждом шагу можно было угодить в капкан. Прежде
чем остановить выбор на агентстве Моретты, он, несомненно, должен был собрать о
ней информацию. Но кто в его окружении знал ее настолько хорошо, чтобы
рассказать ему историю ее жизни?
— Мы не в том
возрасте, когда влюбляются. Все, что мы можем себе позволить, это немного
отвлечься, когда время есть, — добавила она.
— Все-таки
лучше, чем ничего.
— Хотя потом
остается оскомина?
— Это у меня
всегда есть, — грустно вздохнул молодой человек.
— А ты не
преувеличиваешь?
— Тот, кто
днем разыгрывает интеллектуала, а ночью работает сводником, не может быть
доволен собой.
Моретту стал
раздражать этот неожиданный поворот разговора.
— Лучше об
этом не думать, — оборвала она его. — Постарайся найти достойное
оправдание своему образу жизни, а то тебе будет совсем плохо.
— Думаешь,
меня утешает мысль, что эти двое еще хуже меня? — спросил он, намекая на
политика и министра.
— Вот тут
позволь с тобой не согласиться. Разница между ними и нами не так уж
велика, — возразила девушка.
— Они мать
родную продадут, лишь бы не потерять свои кресла. Воровство, подкуп, шантаж и
прочее, — произнес он негромко.
— Ты не
можешь стоять над схваткой, это не решение. — Она сокрушенно покачала
головой. — Что ты хочешь этим сказать?
— Каждый из
нас имеет свою цену, — с горечью вздохнула Моретта.
Джанфранко
взглянул на нее с возмущением.
— Ты сама не
понимаешь, что говоришь, — от обиды он даже немного повысил голос.
— Может быть,
и так. Но, похоже, ты сегодня слишком много выпил. Я хочу сказать, что, если уж
мы забрались в эту лодку и знаем, куда гребем, спорить о том, кто хуже и кто
лучше, глупо и несерьезно. Никто не заставлял нас стать такими… — Вдруг
она осеклась, заметив, что политический деятель направляется к лестнице,
ведущей на второй этаж, в компании обеих девушек.
— Как всегда,
ненасытен, — ядовито заметил Джанфранко.
— Он из тех,
кто знает, чего хочет, и не тратит время на жалобы и сожаления.
Молодой американец
подошел к министру, и между ними завязался оживленный разговор по-английски.
Но, когда министр сделал робкую попытку погладить его, молодой человек
инстинктивно отдернул руку.
— Что-то не
так, ангел мой? — спросил министр.
— Все в
порядке, — ответил Санни. Похотливый жест вызвал у него невольную реакцию
отвращения, которую он не сумел сдержать.
— Что я за
человек, по-твоему? — министр забрасывал его вопросами, не давая времени
ответить. — Ты считаешь меня симпатичным? Может, я тебе понравлюсь, когда
познакомимся поближе? Ты мне нравишься. Такого, как ты, невозможно забыть.
Санни понял, что с
этим типом ему нелегко будет отработать свои деньги.
— У меня нет
выбора, — пояснил он.
— Что ты
думаешь о гомосексуалистах? — продолжал министр.
— Я давно уже
научился никого не судить.
— Ты
бесподобен. Я хотел бы забыться в твоих объятиях.
