Санни мучительно
покраснел и опустил глаза. Ему хотелось оттолкнуть этого выродка и убежать
подальше, чтобы вдохнуть всей грудью свежий ночной воздух.
— Это у тебя
в первый раз? — министр сверлил его водянистыми голубыми глазами. —
Будет прекрасно, если ты начнешь со мной. — Он перешел на шепот. —
Ну, давай, сжалься над несчастным стариком. Скажи, что ты не совсем ко мне равнодушен.
Я отдам за это все, что угодно.
Хотя у Санни уже
имелся опыт гомосексуальных контактов, этот фарисей вызывал у него дрожь
омерзения. Он знал, что в финале его ждет кругленькая сумма с единичкой и
шестью нулями, но, чтобы ее заработать, надо было испить горькую чашу до дна.
Поэтому он выдавил из себя улыбку и предложил:
— Пошли
наверх.
Министр дернулся,
словно в него попала пуля.
— Ты груб,
мальчик мой, — жалобно захныкал он.
— К чему
юлить и лицемерить, даром тратить время, раз мы оба знаем, зачем мы
здесь, — прервал его Санни, потеряв терпение. Ему хотелось поскорее
покончить с этим делом и получить деньги.
— Это не
лицемерие, это восторг ожидания. Увы, нынешняя молодежь не умеет его ценить.
Когда я был молод, у меня был друг, великий писатель и поэт, чуткая,
возвышенная душа. Он умел ценить красоту слова, возводящего физическую близость
в степень духовного слияния. Дай мне возможность узнать тебя поближе, и я тебе
помогу, я раскрою в тебе внутренние достоинства, о которых ты и сам не
подозреваешь.
Санни едва
сдерживался. Ему все больше хотелось сбежать, но старик вцепился в него как
клещ.
— Знаешь, я
ведь человек влиятельный. Я могу быть тебе очень полезен. Я помогу тебе сделать
карьеру. У меня повсюду друзья, особенно в тех местах, где решается судьба
таких многообещающих молодых людей, мечтающих завоевать свое место в
обществе, — министр так и сыпал словами, пытаясь заинтересовать юношу
заманчивыми посулами и тем самым скрасить убожество и мерзость своих
поползновений.
— Хватит
ломать комедию. Если ты собираешься и дальше терять время, я ухожу. Если хочешь
перейти к делу, пошли наверх, — грубо оборвал его молодой американец.
Министр сокрушенно
вздохнул:
— Ты даже не
пытаешься казаться милым. Хоть для виду.
— Я в твоем
распоряжении, — ответил Санни. — Идем со мной, если ты этого хочешь.
— Ты просто
неотразим, — прошептал старик, направляясь вслед за ним к лестнице.
* * *
Санни не любил
попусту жаловаться на судьбу; поднимаясь на второй этаж, он досадовал прежде
всего на самого себя. Зачем он так глупо себя повел? Зачем стал разыгрывать
недотрогу? Это ведь не романтическое свидание, где уж там. Простая сделка,
купля-продажа, обыкновенное «туда-сюда». Что толку выражать недовольство? Секс
для Санни никогда не был проблемой. Когда подворачивался случай, он делал это с
женщинами. Мать-природа не поскупилась, произведя его на свет. Его постельные
партнеры всегда были от него в восторге. Покинув родительскую ферму в Орегоне и
переселившись в Нью-Йорк, он быстро сообразил, что его внешность и мужские достоинства
возбуждают мужчин даже больше, чем женщин. Это позволило ему с легкостью
проникнуть в мир моды, то есть туда, где рынок секса чрезвычайно богат, где
котировки достигают астрономических высот, а конкуренция особенно жестока.
Каждый день, как грибы под дождем, появляются все новые и новые молодые
таланты, готовые удовлетворить прихоти влиятельных людей.
Получив заманчивое
предложение от одной фирмы в Риме, он оставил Нью-Йорк и вскоре вошел в узкий
круг приближенных одного из известнейших римских модельеров. Это был поистине
выдающийся человек, придирчивый и требовательный как в работе, так и в постели.
Санни всей душой отдался новому приключению, но прославленный мастер оказался
слишком бережливым: он делал эффектные, но не всегда ценные подарки и почти не
давал денег. Таким способом он удерживал возле себя своих любимцев.
Его тактика,
безусловно, приносила плоды, но в случае с Санни она не сработала. Молодой
американец просто не знал, что ему делать с шелковыми рубашками, золотыми
запонками и шикарными клюшками для гольфа.
В душе он
по-прежнему оставался фермером и, если бы не постоянные ссоры с
отцом-самодуром, ставшие совершенно невыносимыми, наверное, не уехал бы из
Орегона. Практичная крестьянская натура и на новом поприще заставляла его все
оценивать прозаически и конкретно. Ему нужны были деньги, чтобы приобрести
новую ферму или хотя бы выкупить долю у своего старика и быть с ним на равных.
Его отец был деспот, но отнюдь не дурак, а мать, обожавшая своего единственного
сына, только о том и мечтала, чтобы он вернулся домой. Получая от него редкие
письма, она всякий раз плакала от умиления, надеясь на скорую встречу.
Этого упрямого
мальчишку, принесшего свое обаяние в мир, полный обещаний, но скупой на
конкретные результаты, нелегко было объездить. Поэтому после бурного разрыва с
гениальным модельером из Рима он покинул столицу и переехал в Болонью, где его
агентство пообещало ему работу по полному графику, но уже не в поднебесных
сферах высокой моды, а в области готового платья.
Он стал вращаться
в кругу моделей средней руки. Заработки были приличными, работа менее
изматывающей, к тому же появилась возможность подрабатывать на свиданиях по
вызову. Такого рода встречи для него обычно устраивали манекенщицы, коллеги по
работе. Вот и в этот вечер одна из девушек Моретты предложила ему принять
участие в вечеринке на загородной вилле. Сумма вознаграждения была просто
фантастической. Он согласился.
И вот теперь,
оставшись один на один с министром, Санни изо всех сил старался ему угодить, но
клиент попался капризный, как никогда. Ему хотелось, чтобы его осыпали бранью и
хлестали по щекам.
Изучая новый язык,
Санни первым долгом, как это обычно бывает, освоил сквернословие и
непристойности; при желании он мог извергнуть на собеседника целый водопад
цветистой и замысловатой ненормативной лексики.
Но вот к садизму
он был не приучен и на отчаянные призывы клиента отвечал твердым отказом.
— Я слизняк,
ничтожество, я никчемная тварь, — рыдал министр. — Ты должен меня
ударить, выплюнуть мне в лицо все свое презрение. — Он слез с кровати и
рухнул на колени перед молодым человеком, плача, как ребенок. — Ты должен
меня наказать за всю мою мерзость. Бей меня! Прошу тебя, — умолял он,
цепляясь за ноги юноши. Тот высвободился, твердо решив положить конец гнусному
спектаклю, и начал одеваться. — Почему ты меня покидаешь? Я этого не
переживу.
— Подумаешь,
какая потеря! — Санни был вне себя.
— Я заплачу
сколько скажешь.
— Иди ты в
задницу! — в сердцах послал его Санни. Белый порошок, которого он нюхнул,
едва войдя в комнату, не оказал должного действия. Нервы у него были натянуты
до предела.
Министр вытащил из
кармана толстую пачку банкнот. Санни никогда в жизни не видел столько денег
разом. Старик рассыпал их веером по простыне.
