— Не надо ненавидеть. Это грешно.
— А ты не понимаешь, что они ненавидят тебя? Разве они добры
к тебе, дружелюбны?
Она с некоторым сомнением произнесла:
— Но и злы ко мне они не были. Не сделали мне ничего
дурного…
— Но рады бы сделать, глупышка. Рады бы. — Он беззаботно
рассмеялся. — Не дорожи они так собственной шкурой, тебя нашли бы в одно
прекрасное утро с ножом между лопатками.
Она содрогнулась.
— Не говори таких ужасов.
— Ну, может, это был бы не нож. Стрихнин в супе.
Она глядела на него во все глаза. Губы ее дрожали.
— Ты шутишь…
Он снова стал серьезным.
— Не беспокойся, Розалин. Я позабочусь о тебе. Им придется
иметь дело со мной.
Она снова заговорила, будто подбирая слова:
— Если это правда, то, что ты говоришь… если они ненавидят
нас… ненавидят меня… то почему же мы не едем в Лондон? Там мы будем в
безопасности… Вдали от них…
— Тебе полезен деревенский воздух, девочка. Ведь в Лондоне
ты заболеваешь.
— Это когда там были бомбы… бомбы… — Она задрожала, закрыла
глаза.
— Я никогда не забуду… никогда…
— Нет, забудешь. — Он мягко взял ее за плечи, слегка
встряхнул. — Забудь это, Розалин. Ты была сильно контужена, но теперь все это
позади. Больше нет бомб. Не думай об этом. Не вспоминай. Доктор сказал: нужен
деревенский воздух и спокойный деревенский образ жизни. Поэтому я и держу тебя
вне Лондона.
— Это правда? Поэтому? А я думала… может быть…
— Что ты думала?
Розалин медленно сказала:
— Я думала, может быть, это из-за нее ты хочешь быть здесь…
— Из-за кого?
— Ты знаешь, о ком я говорю… Та девушка. Та, что была в
армии…
Он помрачнел, лицо его стало суровым.
— Лин? Лин Марчмонт?
— Она тебя интересует. Верно, Дэвид?
— Лин Марчмонт? Она невеста Роули. Старого доброго Роули,
который просидел войну дома. Тупого, медлительного красивого быка…
— Я видела, как ты был поглощен беседой с ней.
— О, ради бога, Розалин!..
— И вы опять виделись, да?
— Я встретил ее вчера возле фермы, когда утром ездил верхом.
— Ты будешь еще встречаться с ней, я знаю.
— Конечно, я буду встречать ее! Вормсли Вейл — крошечный
поселок. Здесь и шагу не пройдешь, чтобы не натолкнуться на кого-нибудь из
Клоудов. Но если ты думаешь, что я влюбился в Лин Марчмонт, ты ошибаешься. Она
— гордая, высокомерная, самодовольная девушка с дурными манерами. Желаю старине
Роули счастья с ней. Нет, милая Розалин, она не в моем вкусе.
Розалин переспросила с сомнением:
— Это правда, Дэвид?
— Разумеется, правда.
Почти робко она заговорила вновь:
— Я знаю, ты не любишь, когда я гадаю на картах… Но они
часто говорят правду — да, да. И вот вчера карты сказали мне о девушке, которая
принесет нам несчастье. Она приедет из-за моря. И еще я нагадала, что в нашу
жизнь вторгнется незнакомый брюнет, из-за него нам грозит опасность. Карты еще предвещали
смерть…
— Уж эти мне твои незнакомые брюнеты! — рассмеялся Дэвид. —
Ты полна предрассудков. Не имей дел с незнакомыми брюнетами, вот мой тебе
совет…
И он ушел из дому, продолжая смеяться. Но когда Розалин
больше не могла видеть его лица, он нахмурился, глаза его затуманились, и он
пробормотал:
— Будь ты неладна, Лин! Вернулась из-за моря и сразу подняла
переполох…
Он вдруг осознал, что выбирает дорогу, на которой легче
всего встретить девушку, которой он, только что дал такую жестокую оценку.
Розалин видела, как он шел через сад, за калитку, которая
вела к дороге через поле. Она поднялась в свою спальню и стала рассматривать
одежду в шкафу. Ей очень нравилось новое манто из норки. Подумать только; это
манто принадлежит ей! Она так и не перестала удивляться этому. Розалин была в
спальне, когда вошла горничная и сказала, что ее ждет миссис Марчмонт.
Эдела сидела в гостиной, плотно сжав губы. Сердце ее готово
было выскочить из груди. Она уже несколько дней собиралась к Розалин, но, по
своему обыкновению, откладывала этот визит. Она не решалась идти еще и потому,
что мнение Лин внезапно изменилось. Теперь она была решительно против того,
чтобы мать просила денег взаймы у вдовы Гордона.
Однако очередное письмо от директора банка, полученное
сегодня утром, побудило миссис Марчмонт к решительным действиям. Она больше не
могла откладывать. Лин ушла с самого утра, Дэвида Хантера миссис Марчмонт
видела на дороге, ведущей из Фэрроубэнка. Итак, путь был свободен. Ей хотелось
застать Розалин одну, без Дэвида. Она правильно рассчитывала, что с одной
Розалин будет гораздо легче иметь дело.
Тем не менее она ужасно нервничала, ожидая в залитой солнцем
гостиной.
Но когда Розалин вошла, она почувствовала себя несколько
лучше: молодая женщина выглядела еще более полоумной, как она это называла, чем
обычно.
«Интересно, — подумала Эдела, — это последствия бомбежки или
она всегда была такая?»
Розалин сказала запинаясь:
— О, д-доброе утро! Что-нибудь случилось? Садитесь,
пожалуйста.
— Какое прекрасное утро! — безмятежно заговорила миссис
Марчмонт. — Все мои ранние тюльпаны взошли. А ваши?
Розалин смотрела на нее не понимая.
— Не знаю…
«О чем же говорить, — думала Эдела, — с человеком, который
не хочет ничего знать ни о садоводстве, ни о собаках? А между тем это самые
испытанные темы светской беседы в сельских условиях…»
Вслух она сказала, не сумев подавить язвительную нотку в
голосе:
— Конечно, у вас так много садовников… Они этим занимаются.
— Наш старый садовник сказал, что ему нужны еще два
помощника. Но ведь все еще не хватает рабочих рук…
Она произнесла это так, как говорит ребенок, повторяющий
слова взрослых.
Да, она похожа на ребенка. Возможно, в этом и заключается ее
очарование, подумала Эдела. Возможно, именно это так привлекло сурового Гордона
Клоуда, человека с острым умом и деловой хваткой, что он не заметил ее глупости
и недостатков воспитания. Не может ведь быть, что все дело в ее наружности.
Множество хорошеньких женщин безуспешно пытались завлечь его.
