Даже когда пришла телеграмма о гибели Энтони, ни один из них
не позволил себе распуститься.
Он тогда вскрыл телеграмму, затем поднял на нее глаза. Она
сказала: «Это оттуда?..» Он наклонил голову, подошел и вложил телеграмму в ее
руку.
Некоторое время они совершенно молча стояли рядом. Затем
Джереми сказал: «Как бы я хотел помочь тебе, дорогая». А она ответила — твердым
голосом, в котором не было слез, ощущая только ужасную пустоту и боль: «Тебе
ведь так же трудно, как и мне». Он погладил ее по плечу. «Да, — сказал он. —
Да…»
И пошел к двери, ступая немного неверно, но с поднятой
головой. Как-то сразу он постарел и повторял только: «Что же тут говорить… Что
же…»
Она была благодарна ему, бесконечно благодарна за эту
душевную чуткость. Сердце ее разрывалось от жалости при виде его внезапно
постаревшего лица. Со смертью ее мальчика в ней самой что-то оледенело, исчезло
обычное человеческое тепло. Она стала еще более энергична и деятельна. Ее
безжалостный здравый смысл порой вызывал почти страх.
Джереми Клоуд снова провел пальцем по верхней губе —
нерешительно, будто в поисках чего-то. И Фрэнсис заговорила, спокойно и четко:
— Что-нибудь случилось, Джереми?
Он вздрогнул. Кофейная чашка чуть не выскользнула у него из
рук. Он тут же овладел собой, уверенным движением поставил чашку на поднос.
Затем поднял глаза на жену.
— Что ты имеешь в виду, Фрэнсис?
— Я спрашиваю тебя: случилось что-нибудь?
— Что могло случиться?
— Глупо было бы гадать. Лучше скажи мне сам.
Она говорила без видимого волнения, деловым тоном. Он сказал
неуверенно:
— Ничего не случилось.
Она не ответила. Она просто ждала, не придав, казалось,
никакого значения его утверждению. Он посмотрел на нее.
И вдруг на мгновение непроницаемая маска соскользнула с его
сурового лица, и Фрэнсис поймала взгляд, полный такого мучительного страдания,
что едва не вскрикнула. Это продолжалось только мгновение, но она не
сомневалась в том, что не ошиблась.
Она сказала спокойно, ровным голосом:
— Я думаю, тебе лучше рассказать мне…
Он вздохнул глубоко и тяжело.
— Да. Все равно рано или поздно тебе придется об этом
узнать. — И неожиданно прибавил:
— Боюсь, что ты заключила невыгодную сделку, Фрэнсис.
Она игнорировала скрытый смысл этой фразы, до которого не
хотела доискиваться, чтобы скорее узнать факты.
— В чем дело, — спросила она, — в деньгах?
Она сама не знала, почему это было первое, что пришло ей на
ум. Никаких особых признаков финансовых затруднений, кроме обычных для
послевоенных лет, она не ощущала. Он мог скрывать от нее какую-нибудь болезнь —
последнее время он плохо выглядел, очень уставал и слишком много работал.
Тем не менее инстинкт подсказал ей, что дело в деньгах, и,
кажется, она оказалась права.
Муж кивнул.
Понятно. Минуту она молчала, обдумывая. Ее лично денежные
вопросы совершенно не волновали, но она знала, что Джереми этого не понять. Для
него деньги означали все: твердое положение, определенные обязательства, место
в обществе, наконец престиж. Для нее же деньги были игрушкой, средством
получать удовольствия. Она родилась и выросла в атмосфере финансовой
неустойчивости. Бывали чудесные времена, когда лошади делали то, что от них
ожидали. Бывали трудные времена, когда торговцы отказывали в кредите и лорду
Эдварду приходилось прибегать к весьма неблаговидным уловкам, чтобы избежать
встреч с судебными исполнителями в передней своего же дома. Однажды они целую
неделю прожили на сухом хлебе и рассчитали всех слуг. Был случай, когда
судебный исполнитель не уходил от них целых три недели. Он оказался славным
малым; с ним было весело играть и интересно слушать рассказы о его маленькой
дочке. Когда нет денег, надо у кого-нибудь попросить, или поехать за границу,
или жить некоторое время за счет друзей и родственников. Или взять у
кого-нибудь взаймы.
Но, глядя на мужа, Фрэнсис понимала, что в мире Клоудов так
не поступают. Здесь не просят, не берут в долг и не живут за чужой счет (и
соответственно предполагается, что у вас не будут просить, брать у вас в долг
или жить за ваш счет).
Фрэнсис от души жалела Джереми и чувствовала себя немного
виноватой в том, что ее саму все это нисколько не волнует. Как всегда, она
стала искать спасения в практическом действии.
— Нам придется все продать? Фирма лопнет?
Джереми вздрогнул, и она поняла, что попала в точку.
— Дорогой мой, — мягко сказала она, — ну скажи мне. Я не
могу больше гадать.
Клоуд принужденно сказал:
— Два года назад у нас были очень серьезные трудности. Ты
помнишь, молодой Вильямс бежал с деньгами. Нам было трудно снова встать на
ноги.
Затем были некоторые затруднения, возникшие в результате
положения на Дальнем Востоке после Сингапура…
Она прервала его:
— Неважно, в конце концов, почему. Бог с ними, с причинами.
Вы попали в сложный переплет и не сумели выбраться из затруднений?
Он сказал:
— Я надеялся на Гордона. Гордон поправил бы дела.
Она нетерпеливо вздохнула.
— Я не хочу обвинять беднягу. В конце концов, это так
естественно — потерять голову из-за хорошенькой женщины. И почему бы ему было
не жениться, если ему захотелось? Просто ужасно не повезло, что он был убит во
время первого же воздушного налета, не успев уладить дела или составить новое
завещание. Беда в том, что никто никогда не верит, как ни велика опасность, что
убьет именно его. Бомба всегда попадает в соседа!
— Я очень любил Гордона и гордился им, — сказал Джереми, — и
все же его смерть была для меня не только потерей, но и катастрофой. Он умер в
тот момент…
Он замолчал.
— Мы обанкротимся? — с интересом, ничуть не окрашенным
эмоциями, спросила Фрэнсис.
Джереми Клоуд глядел на нее почти с отчаянием. Ему было бы
легче перенести ее слезы, волнение. Но этот хладнокровный, почти теоретический
интерес совершенно убивал его.
Он хрипло сказал:
— Дело обстоит гораздо хуже…
Он наблюдал за ней: она, сидела неподвижно, обдумывая его
слова. Он говорил себе: «Через минуту я должен буду сказать ей. Она узнает, кто
я такой… Может быть, она сначала и не поверит».
