– Скажи, отчего ты ее так ненавидел?
Питер выразил удивление.
– Да ничего подобного!
– Ну хорошо, пусть недолюбливал?
– Послушай, откуда у тебя такие мысли?
– Просто я сужу так по твоему тону. Да и челюсть щелкает весьма выразительно.
Питер остолбенел.
– С каких это пор ты успела стать экспертом в области моих привязанностей и антипатий?
– Какой из меня эксперт! Я просто наблюдательна.
– Я не хочу, чтобы меня подвергали психоанализу, Лейси.
– Никакого психоанализа я устраивать не собираюсь. Я просто хочу тебе заметить, что похоже на то, будто у тебя с Марой были проблемы.
– А я тебе говорю, что никаких проблем с Марой у меня не было, – сказал он упрямо. Имидж – это все. Ненависть как-то не вязалась с тем образом, который он создал и поддерживал у горожан. – Она была моим компаньоном в течение десяти лет. Мы были друзья, но… – Питер уже не мог остановиться, и слова лились сами, – … я отказываюсь возводить ее в ранг святой, чем, как мне кажется, занимаются сейчас буквально все. В конце концов, она как-никак совершила самоубийство. Она лишила себя жизни, что, в сущности, является проявлением самого крайнего эгоизма. Если бы ты пошла на похороны, то обязательно согласилась бы со мной. Все эти люди пришли отдать ей последний долг, несмотря на то, что она всех их бросила. Она и нас подвела, между прочим, – Пейдж, Энджи и меня. Мы надеялись, что она будет выполнять свою долю общей работы. Теперь же своими же руками она разрушила наш союз, причем не сказав ни слова, не оставив записки, не предупредив.
Питер мрачно уставился на свой стакан с пивом. Неважно, что он собственными глазами видел, как засыпали могилу Мары. Он по-прежнему был не в силах поверить, что она ушла навсегда. Он даже внутренне негодовал на нее, полагая, что с ее стороны было свинством позволить смерти завладеть ее существом с первой же попытки.
И все же Мара была не совсем такой, какой казалась. В чем-то она была мягкой и незащищенной. И Питер знал об этом. И задавался вопросом, знают ли об этом другие.
Двери Таверны отворились, на этот раз для того, чтобы пропустить самого крупного землевладельца – Джейма Кокса. Он владел двумя из трех городских кварталов, в которых находились почти все местные магазины и которые образовывали центр Таккера. Кроме того, ему принадлежала почти половина ветхих двухэтажных домишек в нижней части города, а также много прочей другой собственности, представляющей реальную ценность. Он был худ и высок и носил слишком короткую и узкую одежду, которая придавала ему вид патологического скупца, которым, он, в сущности, и был.
– Итак, она от нас ушла, так? – заявил он, останавливаясь у загончика, где расположился Питер. – Не могу вам сказать, что испытываю чрезмерную грусть по этому поводу. Настоящая боль в пояснице – вот кем она была.
– Между прочим, она вас тоже любила, – прорычал Питер.
– Ну, ей не слишком-то нравилось, чем я занимаюсь в городе, – в этом можете не сомневаться.
Питеру, признаться, это не нравилось тоже. Не обязательно быть крестоносцем, каким была Мара, чтобы видеть, в каком упадке была принадлежавшая ему собственность.
– Надеюсь, вы не будете возражать, что нижняя часть города выглядит ужасно. Вам что, трудно навести порядок в своих владениях?
– Это обязанность жильцов. В договоре, которые они подписывают, об этом ясно сказано.
– Дома нуждаются в элементарной покраске. А это уже ваше дело.
– Я покрашу дома, как только они вычистят дворы. Уж это точно их обязанность.
– Прекратите, Джейми. Вы состоятельный человек.
Джейми нахмурился.
– Господи, да вы говорите в точности как она. Если вы собираетесь стать ее преемником и начать с того, на чем она остановилась, то советую вам не беспокоиться. Мне наплевать, что вы родились в этом городишке, у вас ничего не получится, как не получилось у нее. Наш городишко существует еще только потому, что здесь за все плачу я. И это дает мне кое-какие преимущества.
– Но ведь она была права. – Имело смысл продемонстрировать собственное благородство и признать за Марой кое-какие заслуги. – Особенно это касается кинотеатра. Ведь он – настоящая ловушка в случае пожара.
– Не ловушка, а подлинная золотая жила. Там показывают роскошные фильмы в конце недели, да и в другие дни тоже есть что посмотреть. К тому же у нас бывают концерты, и все места обычно распродаются. Я оставил несколько билетиков, имейте в виду, на случай, если вам потребуется парочка.
– Нет, спасибо. Я не член клуба самоубийц, – проворчал Питер.
Джейми неохотно рассмеялся и похлопал Питера по плечу, проходя в глубь зала.
– Готов поклясться, что от нее вы тоже ничего подобного не ожидали.
Питер не успел ничего ему ответить и почувствовал новый приступ раздражения против Мары. В некотором смысле Джейми был прав. Питер никогда не думал, что она способна на самоубийство, и не считал ее трусливой, но, как выяснилось, именно трусихой она и была. Если бы у нее сохранилась хоть капля мужества, она бы не пошла на такое. Она бы мужественно встретила свои горести и нашла бы выход из положения.
Но, с другой стороны, особой печали, что все закончилось так, как закончилось, он тоже не ощущал. Так размышлял Питер, потягивая прохладный успокаивающий напиток. Да, у Мары были редкие приступы нежности, тогда она казалась неотразимой, несколько раз она выглядела даже легкомысленной, чем немало его позабавила. В других же случаях более трудной в обращении женщины он и представить себе не мог.
Нет, Мару незаменимой не назовешь – и как врача, и как любовницу. Доказательство последнего восседало прямо перед ним в настоящий момент.
Он обвел глазами Таверну, а затем перевел их на Лейси. Вдруг он почувствовал, что ему больше не хочется ни пива, ни гамбургеров. У него возникло желание съесть филе-миньон и выпить хорошего красного вина.
– Мы вполне можем провести время получше, чем сейчас здесь, – пробормотал он. Кинув на стол несколько банкнот, он вылез из своего загончика и, ухватив Лейси за руку, направился к выходу.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Фотография в белой плетеной рамке стояла на привычном месте на каминной полке. Это была черно-белая фотография, семейный портрет, на котором в центре красовалась весьма молодая Нонни, а шестилетняя Пейдж устроилась у нее на коленях. Родители Пейдж, Хлоя и Пол, расположились по обе стороны Нонни. Они выглядели моложе своих двадцати пяти лет и были запечатлены камерой в тот момент, когда более всего походили на насекомых, застигнутых врасплох вспышкой и готовых в следующее мгновение в ужасе улететь.
Они и в самом деле налетались вдоволь. Исчезли они, как мотыльки. Пейдж хорошо помнила тот день. День своего рождения, на который она возлагала такие большие надежды.
