– Нет.
– В таком случае вы лишены в жизни того же самого, что и она. Она хотела создать семью с парнем по имени Даниэль, но ему не нужна была жена, которая большую часть дня проводит вне дома. Да и какой мужчина примирится с этим? К тому же выяснилось, что она не может иметь детей, а какой толк от такой женщины?
Пейдж постепенно начинала понимать, почему Мара в свое время решила покинуть Юджин.
– Мару нельзя винить за проблемы Даниэля. Он пристрастился к наркотикам задолго до того, как он познакомился с ней. Она полагала, что сможет помочь ему, но не сумела. То же самое можно сказать о ее бесплодии. Это неверно. Если бы у них с Даниэлем было больше времени, то…
– В данном случае время здесь ни при чем, дело в аборте, который она сделала.
– Аборт? – Пейдж не имела представления ни о каком аборте.
– Она вам не говорила? Я хорошо понимаю почему. Далеко не каждая девушка беременеет в шестнадцать лет, а затем убегает, чтобы избавиться от ребенка, даже не посоветовавшись с родителями. То, что она совершила, называется убийством. И ее наказанием стало бесплодие.
О'Нейл с шумом втянул в себя воздух.
– Самое печальное то, что, если бы у нее были дети, ничего подобного с ней не случилось бы. Если бы она осталась дома, вышла замуж и народила детей, то и сейчас преспокойненько жила бы на свете и нам не пришлось бы тратить половину сбережений, чтобы долететь самолетом на ее похороны.
В тот момент Пейдж пожалела, что они приехали. Лучше бы ей совсем не разговаривать с Томасом О'Нейлом. Больше всего она жалела, что узнала об аборте. Не то чтобы она осуждала Мару за это – она могла легко представить себе, какое чувство страха испытывала шестнадцатилетняя девочка тогда в доме у религиозных родителей, – но уж лучше бы Мара сама рассказала ей об этом.
Пейдж подумала, что за все те годы, в течение которых она считалась лучшей подругой Мары, во всех разговорах, которые они вели о ее замужестве, бесплодии и о приемных детях – о девочке, которую та удочерила, и о будущем приемном ребенке, который должен был вот-вот прибыть, Мара ни разу не упомянула об аборте. Она ни разу не обмолвилась об аборте во время многих, очень многих споров и дискуссий, которые их врачебная группа проводила по поводу беременности у девочек-подростков, которых они опекали.
Пейдж испытывала глубокую печаль при мысли о том, как мало она знала о человеке, которого называла самой близкой подругой.
Утро пятницы выдалось теплое и облачное, и в воздухе чувствовалась гнетущая тяжесть, словно он был наполнен секретами Мары. Пейдж нашла наконец некоторое успокоение в том, что в церкви было очень много людей. Это было доказательством того, скольким людям помогла Мара за свою жизнь, борясь за их здоровье, и каким уважением пользовалась среди них. Пейдж чувствовала, что Мара отомщена и оправдана в глазах ее родителей, которые не признавали за ней ее заслуг.
Но этот короткий победоносный порыв прошел довольно быстро, растворившись в море скорби, как растворилась Мара в черной яме могилы на кладбище у подножия холма, откуда открывался вид на город. Прежде чем Пейдж успела перевести дух и опомниться, кладбище осталось позади, прошли поминки в гостинице Таккера, а О'Нейлов из Юджина, штат Орегон, отвезли в аэропорт.
Пейдж вернулась в дом Мары – викторианское строение с высокими потолками, витой лестницей и с балконом, опоясывавшим здание по периметру. Пейдж бродила из комнаты в комнату, вспоминая о том, как Маре нравилось, когда горел узкий камин в гостиной, как она любила выставлять рождественскую елку в высоком окне этой комнаты, а летними вечерами обожала пить лимонад, сидя на балконе. О'Нейлы предложили Пейдж продать дом, а деньги истратить на благотворительные нужды, чем Пейдж и собиралась заняться, но не сразу. Она была не в состоянии вычеркнуть Мару из своей жизни за каких-нибудь несколько дней. Ей было необходимо время, чтобы преодолеть скорбь, чтобы приучить себя к мысли, что Мары больше нет. Ей было необходимо время, чтобы сказать усопшей подруге последнее «прощай».
Ей также понадобится время, чтобы найти покупателя, который полюбит дом так, как его любила Мара. Это тоже ее долг перед подругой.
Она вышла из кухни через дверь в виде арки и прикрыла ее за собой, а потом прошла на балкон – ту его часть, которая выходила на задний двор. Она смотрела, как птицы перелетали с дерева на дерево, с ветки на ветку. Перед Пейдж красовались пять кормушек для птиц, остальных просто не было видно. Она решила, что Мара спрятала их среди ветвей. Больше всего Мара любила сидеть здесь с очередным любимчиком из числа маленьких пациентов и рассказывать ему на ухо о привычках и особенностях птиц, пролетавших мимо или садившихся поклевать корм.
Я буду кормить их вместо тебя, пообещала Пейдж. Уж я постараюсь найти такого покупателя, который тоже станет кормить птиц. Они не будут брошены. Это меньшее из того, что я могу сделать.
Мара наверняка взяла бы котенка у Пейдж – без всякого сомнения. Она любила бездомных животных, а также всех маленьких и слабых. А Пейдж? Нет, Пейдж не могла себе позволить подобной роскоши. Она тоже любила животных, но только не в своем доме. Она была помешана на порядке, постоянстве и предсказуемости. Любые изменения выводили ее из себя.
Выйдя из дому, она отправилась во двор. Птицы улетели. Пейдж постояла, не шевелясь и сдерживая дыхание, но они не вернулись. Она осталась в полном одиночестве. «Мне будет не хватать тебя, Мара», – подумала она и побрела назад к дому, чувствуя себя опустошенной и постаревшей. Дом тоже показался ей опустевшим и старым сейчас. «Прежде всего, его необходимо было заново покрасить. И сделать это придется мне. В дверь необходимо вставить новое стекло. Это не так уж сложно. Ставни на окне одной из спален нуждались в замене – тоже не труд. И в спальне на втором этаже придется поработать – о Господи…»
Раздался звонок в дверь, далекий, но отчетливый. Благодарная за то, что ее оторвали от грустных дум, Пейдж поспешила в дом. Должно быть, кто-то из знакомых увидел ее машину у подъезда и решил зайти, а может быть, это кто-нибудь из тех горожан, кто не был на похоронах и захотел выразить ей свои соболезнования.
Через волнистую стеклянную поверхность входной двери проглядывал силуэт пришельца – по-видимому, человек за дверью был небольшого роста и плотного телосложения. Она открыла дверь и увидела, что это был не один человек, а сразу двое – женщина и ребенок. Не местные – Пейдж никогда не видела их раньше.
– Чем могу быть полезна? – осведомилась она.
– Я ищу Мару О'Нейл, – нервно произнесла женщина. – Пыталась ей дозвониться, но не смогла. Вы ее подруга?
Пейдж кивнула.
– Сегодня мы должны были встретиться с ней в Бостоне, – торопливо добавила женщина, – но, скорее всего, разминулись. Когда мы ехали по шоссе, я время от времени останавливалась и звонила ей, но никто не отвечал.
– Никто и не мог вам ответить, – сказала Пейдж, внимательно рассматривая незнакомку. Женщина была среднего возраста, на вид ей было лет сорок, и она явно не могла быть родной матерью смуглокожего ребенка с огромными сияющими глазами, каких Пейдж никогда еще в жизни не видела. «Скорее всего, – решила про себя Пейдж, – и девочка, и женщина имеют какое-то отношение к организации, занимающейся вопросами усыновлений детей, с которой Мара в последнее время поддерживала связь».
