Сюзанна почувствовала прилив энергии, работая над спасением того, что значило для нее больше, чем она хотела себе признаться. Думая о том, что мать трудится где-то рядом, она еще больше воодушевилась. Там, на кухне, кое-что произошло – изменилось ее отношение к матери. Сюзанна прочитала книгу Натали, но все поняла, только когда увидела боль в глазах матери, скорбь Карла, обиженного Грега, который так же жаждал ответов, как и она, Сюзанна, – и у нее словно открылись глаза. Впервые она увидела в Натали обыкновенного человека, не лишенного недостатков. И обида Сюзанны растаяла как-то сама собой, позволяя ей теперь взглянуть на историю матери открыто и честно и признать, что это история выдающейся женщины.
Сюзанне захотелось перечитать книгу и получше понять ту женщину, которой была ее мать, – женщину, несмотря на все ошибки и просчеты, воплотившую в жизнь свою мечту.
Асконсет – прекрасное место. Сюзанна просто забыла, как здесь хорошо. Стоя среди виноградных лоз и вдыхая аромат влажной земли и свежей речной воды, орошавшей листья, Сюзанна думала о матери, которая в свои семьдесят шесть так же энергична, как в молодости. И ей захотелось стать похожей на Натали.
Грегу казалось, что он держит три шланга: один разбрызгивает воду, а два других – его мысли о Натали и о Джилл. Когда из Хаффингтона прибыл грузовик с прожектором и осветил плантацию, Грег заметил в соседнем ряду жену. Да, он собственник, с этим ничего не поделаешь. Но он заботливый муж, а это звучит гораздо лучше.
Подтащив за собой шланг, он осторожно прополз под кустами на животе, как учил его Карл, чтобы не повредить гроздья. Встав рядом с Джилл, он стал поливать свой ряд с ее стороны. Ему приходилось почти кричать, чтобы она услышала его сквозь шум воды.
– Хочешь, я подержу твой шланг?
– Нет! – прокричала она. – Я не устала!
– А ты уверена, что тебе можно этим заниматься?
– Неужели ты думаешь, что я буду делать то, что может повредить моему ребенку? – огрызнулась Джилл.
Он не стал возражать. Конечно, она не допустит ничего, что повредило бы малышу. Как бы ни был Грег зол на Натали за то, что та упрекала его в эгоизме по отношению к собственной жене, он понимал: если хочешь быть отцом ребенку, надо измениться.
Да, из него выйдет хороший отец – как Александр. И даже лучше, потому что он будет настоящим кормильцем семьи. Это позволит Джилл проводить больше времени с детьми в отличие от Натали.
Джилл хочет работать. Надо будет это обсудить – впрочем, так же как и его собственную работу. Нельзя все время быть в отъезде – какой из тебя тогда отец? Да и муж тоже. Но Натали он об этом не скажет. Если он и изменит свой график, то только потому, что хочет быть вместе с Джилл, а не потому, что так советует ему мать. Какое она имеет право требовать от него? Она далеко не святая. По правде сказать, ему было даже отчасти приятно видеть ее страдания там, на кухне.
Но ее упреки жгли его, как ядовитое жало. Она никогда еще не говорила с ним в таком тоне. Никогда не ругала его. В детстве она не баловала его вниманием, и это само по себе было наказанием. Что, если он ошибался? Может, она и правда была всего лишь… занята делом?
Справедливости ради стоит признать, что ей действительно удалось превратить Асконсет в райский уголок. Здесь выращивается гораздо больше сортов, чем десять лет назад. Плантация разрослась.
– Видела, что творится на подъезде к Асконсету? – окликнул он Джилл. – Там выстроилась огромная очередь машин. Кажется, весь город приехал нам помогать.
– Это дань уважения твоим родителям, – сказала она, явно пытаясь уколоть его, но вместо раздражения Грег почувствовал сожаление и грусть. Да, он во многом ошибался.
– Это дань уважения Натали и Карлу. А мой отец почти ничего не сделал для Асконсета.
– Неправда! – укорила его Джилл. – Просто он делал не то, что ты думал. Если бы никто не занимался продажей и рекламой, Асконсет бы ни за что не выжил!
Она двинулась к следующему кусту. Он последовал за ней. Они стояли спинами друг к другу, и он тщательно следил, чтобы каждый листочек был обмыт, но мыслями вернулся в Вашингтон на восемь лет назад, когда впервые познакомился с Джилл. Теперь она стала прежней – такой, какой он ее полюбил: напористой, дерзкой, смелой. Их брак превратил ее в молчунью. Нет. Это он сам задавил ее своими бесконечными претензиями. Он хотел, чтобы она любила его безгранично, несмотря ни на что, – так, как его никогда не любила собственная мать.
«О, я любила вас обоих». Эти слова Натали принес легкий бриз с побережья. Он снова слышал ее дрогнувший голос и видел слезы в ее глазах. Он никогда раньше не видел мать такой. И ему захотелось поверить ей. Наверное, когда он сам станет отцом, он сможет взглянуть на нее совсем другими глазами. История Брэда предстала совсем в ином свете. Что бы чувствовал он сам, оказавшись на месте матери?
Ему хотелось поговорить об этом с Джилл. Какими они будут родителями? Ведь это гораздо важнее, чем все политические и избирательные кампании. Но как непросто говорить о том, что тебя больше всего волнует, о личных отношениях. И не известно, каким будет ответ Джилл. Да, риск есть, конечно.
«Все хорошее сопряжено с риском». С этим высказыванием Натали нельзя не согласиться.
Он рисковал, создавая свое дело. Но ему удалось добиться успеха и заслужить уважение клиентов и коллег.
Теперь осталось направить свою энергию на создание домашнего очага.
Оливия отправила бы Тесс в постель в два часа ночи, если бы девочка запросилась спать, но об этом не могло быть и речи. В джунглях виноградника Тесс отыскала Сета и мальчика из своей яхт-группы. Оба приехали помогать вместе с родителями. Дети по очереди держали шланг, подменяя друг друга, когда уставали руки, и отмывали ряд за рядом, трудясь наравне со взрослыми, но не забывая и о том, чтобы хоть немного подурачиться.
И только перед рассветом Оливия наконец убедилась, что виноградник спасен. Она видела, как радостно засияли усталые глаза Саймона, который энергично тряс руки знакомым и друзьям, благодаря их за помощь. Прожекторы выключили, шланги смотали и погрузили в машины. Насосы отсоединили от пожарных машин. Саймон и Донна полили последние кусты, после чего Донна с семьей тоже отправилась домой.
К тому времени, как солнце поднялось над горизонтом и озарило поле битвы, на ногах были только Оливия, Саймон и Карл. Они стояли на веранде Большого дома, глядя на разгром, учиненный «Хлоей». Двор был завален мусором, и хотя в основном это были ветки дубов, сосен и кленов, среди них попадались и виноградные лозы.
Оливия смотрела, как Саймон (откуда только взялись силы!) поспешил к плантации рислинга. Четкие ряды нарушали большие проплешины.
– Неужто все плохо? – спросила она Карла.
Тот устало вздохнул:
– Потери довольно велики. Но это неизбежно – такой ураган не проходит бесследно. А вот соль не погубила ни одного куста. Словом, могло быть и хуже. Мы посадим новые кусты – нам уже приходилось это делать. – Помолчав, он продолжил: – Могу я спросить тебя кое о чем, Оливия?
