Борька оглядел парней. Рослые, накачанные, они смотрели на него с усмешкой.
— Ну, чего стоишь? Не все переварил? Секи, человече, мы занимаемся последний год. И тебя нам дали на воспитание, чтобы быстрее освоился, прижился. Тебя как зовут?
— Борис…
— Меня — Илья, его Димка, еще Антон есть. Если у тебя мозги не плывут, все будет нормально. А начнешь вылупаться, добра не жди…
Борька понял: в случу чего его могут попросту отсеять из курсантов, и докажи после дома, что не дурак.
Помывшись, переодевшись, он пришел в столовую. Понравилось. Кормили здесь вкусна и сытно. Побывал в парикмахерской, вышел во внутренний двор школы, он оказался огромным.
— Да! Такой за целый день не подметешь, — передернул плечами зябко, пошел искать ребят из своего города, но не нашел, вернулся в комнату.
— Тебя искали. Давай на собеседование беги!
— К кому?
— К завучу. Мужик строгий, но толковый. Его рук никто не миновал. Он твое место в будущей работе определит. Что порекомендует в отношении тебя, то и будет, — сказал Дмитрий.
Борис смутился, попав в кабинет Захарова. Константин Николаевич, оглядев парня, предложил присесть и спросил:
— Какими ветрами к нам? Своей волей или кто-то убедил?
Борька растерялся, ждал любой другой вопрос, но не этот. И ответил:
— Вообще хотел в Суворовское податься, но там только сирот берут. А у меня оба отца и мать живы.
— Как это два отца? — не понял полковник.
— Родной и отчим!
— Вот оно что! Кто ж из них к нам надоумил?
— Отчим убедил. И участковый…
— Участковый? Часто с ним общался?
— Случалось. Пока пацаном был, помучился он со мной. Не было недели, чтоб не навещал. Так и думал, пока вырасту, уши заячьими станут. Все время меня за них домой притаскивал.
— А за что, если не секрет?
— За курево, я рано курить стал, жрать хотелось, а покормить некому — мать на работе, родитель алкаш. Бил да пил. Гонял нас день и. ночь, — отвернулся Борька, краснея за откровенность.
— Борь, скажи, воровал?
— Нет! Хулиганил. Хотя у соседки сметану из кувшина сожрал несколько раз. А у другого — груши с дерева обтряс.
Но это давно, в детстве. Ну еще с девкой меня припутал. В мужики я торопился. Участковый помешал.
Константин Николаевич рассмеялся от души:
— Выходит, помешал участковый в мужики пробиться раньше времени? Ну а почему именно к нам надоумил поступать?
— Надоел я ему, решил спихнуть хоть куда.
— Э-э нет, если б отделаться вздумал, нашел бы тебе другое место. Это уж точно.
Понемногу разговорились. Борька рассказал о Беркуте, ресторане, наркоманах.
Захаров, слушая, хмурился.
— Хороший у вас участковый. Душевный человек, он спрятал тебя от расправы, заодно не позволил транжирить понапрасну время, — заметил полковник и спросил Борьку о друзьях. С кем дружил, за что уважал, часто ли дрался с мальчишками, бил ли девчонок? Уважал ли обслугу ресторана Беркута? Как срабатывался с людьми, для чего копил деньги? Помогал ли своим друзьям, выручал ли кого?
— Чем особо помогу? Вот только Витьку жалко. Отец у него совсем гад! Попросил своих, чтобы пускали в мою комнату переночевать, особо зимой, чтоб не замерз насмерть. Обещали… А бабку уговорил, чтоб Варю с Машкой подкармливали хоть иногда. Они двойняшки, но мать — бомжиха. Бросила своих девок и за хахалем на помойку ушла.
— Девчонкам сколько лет?
— Семь и десять. Я их читать учил. Мать они не пустят. Она, когда с похмелья, девок за пол-литра кавказцам продаст. Вот и прятал их от беды у себя на чердаке. А перед отъездом купил им куклу — одну на двоих. Ох и радовались девки, до визга. А мне тепло, память о себе оставил. Я перед отъездом всех их помирил и подружил меж собой. Вместе легче и веселее хоть где.
Борис рассказывал, как мирился он с соседями уже почти перед отъездом. Захаров внимательно слушал, а в конце разговора сказал задумчиво:
— Хороший участковый из тебя выйдет. Хотя… Практика покажет большее. Главное, не теряй сердца к людям. Сам знаешь, как относятся к нашей работе, а главное, к нам самим, обыватели. Нарвутся на негодяя и по нему обо всех судят, огульно позорят. А разве не обидно? Нас, даже когда спасаем жизни, зовут легавыми. — Усмехнулся грустно. — Да вон вчера возвращался с работы. Через парк пошел, так ближе. Увидел, как трое мальчишек на одного налетели. Тот худой до прозрачного. Отнял я его, отряхнул, отпустил, А он отскочил к кусту на два шага и орет: «Зачем, легавый гад, влез в наши дела, сами разобрались бы! Черт тебя поднес!» — Вздохнул Захаров грустно и добавил: — Эти трое убить его могли, ведь палками били. И вот тогда меня ругал бы весь город, мол, почему видел и не вступился? Какой от вас толк?
— За меня тоже милиция вступалась. Видно, теперь мое время пришло, — тихо сказал Борис. И добавил задумчиво: — Пацаны всех обзывают. Ну и пусть. Лишь бы жили они, не скулили от холода под забором и в подвале, не голодали, не умирали от побоев. Вырастут, наберутся ума. А пока какой с них спрос?
— А ты сам хочешь стать участковым?
— Конечно! Я б всей ребятне помог и старикам. Научил бы, как в соседстве жить надо.
— Сам умеешь?
— Бабуля научила. Она с соседями никогда не ругается и говорит, что их Бог. дает, потому со всеми нужно уметь ладить. Я посмотрел, как к ней люди наши относятся, самому захотелось. Со всеми помирился, и дружить стали. Не осталось у меня врагов. Никто по-злому не вспомнит теперь…
Илья, Дмитрий и Антон терпеливо ждали Бориса. Едва он вошел, его засыпали вопросами:
— Ну, как прошло собеседование?
— Куда тебя определил Захаров?
— О чем спрашивал?
— Обычный разговор был. Спросил, как надумал сюда поступать? Сам или убедили?
— И что ответил?
— Правду сказал, что участковый поработал. Кто сюда своей волей придет?
— Почему? Я сам приехал! У меня дед и отец в милиции работают. И меня с самого детства дразнили легашонком, — сказал Илья.
— Меня тоже силой никто не тянул. Приехал, выучился, теперь в высшую школу милиции пойду. Конечно, сначала практики наберусь, чтоб дальше определиться точнее. Может, в криминалисты или в следователи пойду, хотя и в уголовном розыске можно себя попробовать. Захаров советует в криминалистику.
— А мне так и сказал, что дальше собачьего тренера не продвинусь, — понурился Димка.
