– Ларкин, булочник, пришел и постучал в мою дверь. «Миссис
Макгинти, – говорит он, – не подает никаких признаков жизни. Уж не заболела
ли?» Я и сама подумала – а что, вполне возможно. Возраст есть возраст, молодой
ее не назовешь. У нее бывает сильное сердцебиение, сама мне говорила. Вдруг,
думаю, удар человека хватил? Ну, я сразу к ней – их там двое мужчин, ясно, что
в спальню к женщине им заходить неудобно.
Пуаро понимающе хмыкнул – приличия есть приличия.
– Ну, я сразу поспешила наверх. Тут же, на площадке, и он
стоит – бледный, что твоя смерть. В тот момент я и думать ничего не думала – я
же не знала, что там приключилось. Громко стучу в дверь, ответа нет, тогда я
поворачиваю ручку и вхожу. Все в комнате вверх дном – и половица торчит. «Э-э,
– говорю я, – тут не иначе как ограбление. Только где же сама старушка?» И мы
решили – заглянем в гостиную. Там ее и нашли… Лежит, несчастная, на полу с
пробитой головой. Убийство! Я с первого взгляда поняла – убийство! Что же еще?
Ограбление и убийство! Здесь, у нас, в Бродхинни! Ну, я как заголосила! Задала
им всем работы. Бухнулась в обморок. Они бегом в «Три утки», притащили мне
бренди. Меня потом еще полдня трясло. «Не надо так переживать, матушка, –
сказал мне сержант, когда приехал. – Не надо так переживать. Идите домой, приготовьте
себе хорошую чашку чая и успокойтесь». Я так и сделала. А Эллиот, едва порог
переступил, сразу спрашивает: «Что такое, что случилось?» – и смотрит на меня.
А я все дрожь унять не могу. С детства была чувствительной.
Пуаро искусно прервал этот волнующий поток красноречия:
– Да-да, это сразу заметно. А когда вы в последний раз
видели несчастную миссис Макгинти?
– Кажется, за день до этого, она вышла в огород с заднего
крылечка нарвать мяты. А я как раз цыплят кормила.
– Она вам что-нибудь сказала?
– Так, добрый день да как несутся наседки.
– И больше не видели? А в тот день, когда она умерла?
– Нет. Зато я видела его. – Миссис Эллиот понизила голос. –
Часов в одиннадцать утра. Шел по дороге. Как всегда, шаркал ногами, будто
старик какой.
Пуаро подождал, но, видимо, добавить ей было нечего. Тогда
он спросил:
– Вы удивились, когда его арестовала полиция?
– И да и нет. Я всегда подозревала, что у него с мозгами
непорядок. А от таких только и жди, что выкинут какой-нибудь номер. У моего дяди
был слабоумный сын, тот такие фортели выкидывал – чем старше, тем больше. Свою
силу не мог соразмерить. У этого Бентли с мозгами точно был непорядок, и я бы
не удивилась, реши суд не повесить его, а отправить в лечебницу для психов.
Ведь вы посмотрите, куда он спрятал деньги. Разве нормальный человек их так бы
спрятал? Только если бы хотел, чтобы их нашли. Безмозглый простофиля, больше и
сказать про него нечего.
– Только если бы хотел, чтобы их нашли, – пробормотал Пуаро.
– У вас случайно никакой тесак не пропал… или топор?
– Нет, сэр, такого не было. Полиция меня про это спрашивала.
И не меня одну, всех из наших коттеджей. Чем он ее убил – это по сей день
загадка.
3
Эркюль Пуаро шагал в сторону почты.
Убийца хотел, чтобы деньги нашли, а орудие убийства – нет.
Потому что деньги укажут на Джеймса Бентли, а орудие убийства указало бы… на
кого?
Он покачал головой. Он успел нанести еще два визита. Хозяева
оказались менее жизнерадостными, чем миссис Киддл, менее театральными, чем
миссис Эллиот. Сказали они, по сути, следующее: миссис Макгинти была человеком
очень достойным, жила в своей скорлупе, имела племянницу в Каллавоне, кроме
названной племянницы, никто к ней не приезжал, никто, сколько им известно, не
относился к ней плохо, не держал на нее зла, и правда ли, что в защиту Джеймса
Бентли написана петиция и их попросят ее подписать?
«Чего я добился? – спрашивал себя Пуаро. – Ничего ровным
счетом. Полный мрак, никакого просвета. Теперь ясно, в каком отчаянии пребывал
старший инспектор Спенс. Но одно дело – он, а другое – я. Старший инспектор
Спенс – очень хороший и добросовестный работник полиции. А я? Я – Эркюль Пуаро!
Уж мне должно что-то открыться!»
Лакированной туфлей он ступил в лужу и поморщился.
Да, он великий и несравненный Эркюль Пуаро, но при этом он
далеко не молод и ему жмут туфли.
Он вошел в здание почты.
По правую руку находилась почтовая служба его величества. По
левую – в богатом ассортименте были представлены всякие товары: сладости,
бакалея, игрушки, скобяные изделия, канцтовары, поздравительные открытки,
шерсть для вязания и детское белье.
Пуаро принялся неспешно разглядывать марки, собираясь купить
несколько штук.
Энергичная женщина средних лет с живыми и проницательными
глазами поспешила обслужить его.
Это явно мозговой центр деревни Бродхинни – так с одного
взгляда определил Эркюль Пуаро.
И фамилия у нее была не сказать чтобы не к месту – миссис
Толк.
– Еще двенадцать пенсов, – прибавила миссис Толк, ловко
извлекая марки из большой амбарной книги. – Всего четыре шиллинга и десять
пенсов. Еще что-нибудь, сэр?
Она вперилась в него ясным, полным готовности помочь
взглядом. В проеме задней двери показалась голова девушки, которая жадно
вслушивалась в их разговор. Она была не причесана и насморочно шмыгала носом.
– Я в ваших краях человек новый, – торжественно провозгласил
Пуаро.
– Да, сэр, я вижу, – подтвердила миссис Толк. – Вы ведь из
Лондона?
– Я полагаю, цель моего приезда вам известна не хуже меня
самого, – сказал Пуаро, чуть улыбаясь.
– Вовсе нет, сэр, я и понятия об этом не имею, – ответила
миссис Толк совершенно равнодушно.
– Миссис Макгинти, – подсказал Пуаро.
Миссис Толк покачала головой:
– Прискорбная история. Мы все были потрясены.
– Полагаю, вы неплохо ее знали?
– Знала, конечно. Как, впрочем, и всех в Бродхинни. Бывало,
зайдет ко мне за чем-нибудь и обязательно задержится – немножко поболтать. Да,
кошмарная трагедия. И, как я слышала от людей, вопрос об убийце еще не закрыт?
– Кое-кто сомневается в виновности Джеймса Бентли.
– Что ж, – сказала миссис Толк, – с полицией такое бывает –
схватят не того и упекут за решетку. Но, боюсь, в этом случае они не ошиблись.
Вообще-то на него и не подумаешь. Застенчивый такой, неловкий, и в голову не
придет, что опасный. А там кто их разберет, верно ведь?
