— Это подходит, — подумав, ответил Тимофей и добавил: — Его баба икру умеет делать. Может, стоит их уже завтра в Трудовое увезти, с первым уловом? Пусть сразу начинают. Чего тянуть? Семья уже.
— Как хочешь, Тимош, ты — бригадир, тебе решать. Обойдешься ли?
— Пусть едут. Утром, к десяти, пару машин подгоняйте. А Федьку с Катей забирайте сегодня. Я им ключи отдам. Хозяйке нужно дом увидеть. Отмыть его. Когда жилье есть, человек спокойно пахать будет.
— Тогда мы подождем их. Вместе и поедем, — согласился участковый.
Тимофей посмотрел на него устало. А участковый — во все глаза… Ведь вот не первый день человека знал, а каждый раз словно заново открывал его для себя.
— Спасибо, Тимофей, — сказал тихо.
— За что?
— За то, что и за меня, и за себя сработал с мужиком. В тайге и здесь. Еще одну судьбу уберег от горя. Теперь он за все непугное наверстывать станет. Не зная, кому всем обязан. Видно, тебе много пережить пришлось, что вот так вытаскиваешь своих из беды. Жаль, что мне ты не был и не станешь другом. Знаю, Тима… И все ж хорошо, что ты есть у меня, — сказал участковый и, надвинув фуражку на лоб, пошел к машине.
Условники закончили ужин, и Катя проворно взялась мыть посуду. Тимка остановил ее:
— С этим Дарья справится. А вы вместе с Федором едете в Трудовое. Вас там ждут дом и работа.
Катька стояла, открыв рот. Хотелось о многом спросить, но слова перепутались в голове, застряли комом в горле.
Ведь вот недавно, осмеянная, побитая, лежала она в больнице, и Федька ни разу не навестил ее. Было больно и обидно. Потешился и забыл. Но нет. Принял, не прогнал. А теперь она будет жить с ним одной семьей, в одном доме?
— Спасибо, сеструха, за доброе твое! Готовься, на новоселье нагрянем к вам.
Катька, уткнувшись в плечо Филина, всю дорогу плакала от радости.
Мало этих радостей выпало на ее долю. Оттого каждую в слезах вымыла. И помнила крепко.
В Трудовое машина привезла их к полуночи. Выгрузив из кузова пожитки и два мешка рыбы, навязанных бригадой, Филин повел Катьку в притыкинский дом. Дарья, немного опередив, открыла двери.
— Дай вам Бог здоровья, счастья и добра! — пожелала новым трудовчанам.
— Не обижаешься? — обняла ее за шею Катя.
— За что?
— Дом твой забираем.
— Наоборот, спасибо вам за то. Мой Тимофей теперь всегда со мною будет. И пугаться перестану, что уйдет. — Дарья чмокнула Катю в щеку, шепнула на ухо: — Помни, лаской да сытостью любого мужика обратать можно. Не спорь с ним днем. Ночью они покладистей. Следи, чтоб в чистоте, ухоженным был.
Не перечь, соглашайся во всем до ночи. А там — твоя власть. Но без перегиба…
— Спасибо, подружка милая, — радовалась новая хозяйка дома.
— Я тебе сама платьев и халатов нашью. Королевой ходить станешь. Приживайся. Помоги вам Господь! — попрощалась Дарья и плотно закрыла за собою дверь.
Катя обошла комнаты. Вернулась на кухню. Федор разбирал пожитки.
— Присядь, отдохни, я сама с этим управлюсь, — взялась баба за рюкзак, сумки, мешки. Открыла и свой чемодан. Одежду в шкаф определила. Белье — в сундук. Все по полкам, вешалкам, крючкам. Через полчаса все сумки лежали в кладовой, а Катя, затопив печь, готовила ужин.
Федор сидел здесь же, на кухне. Не сводил глаз с жены. Ловкая, крепкая, она успела протереть пол, сменить постель, пожарить картошку, рыбу, заварила чай, перемыла посуду. И, словно девчонка, на одной ноге крутилась, всюду успевала. Накормила его. Нагрела воду в баке, уговорила помыться с дороги. Сама за разделку рыбы взялась. Быстро управилась. Три литровых банки икры поставила в подвал.
— Гляди, Федуня, на зиму начало есть, — радовалась баба. А потом, будто вспомнив что-то, полезла в карман своего плаща. Сумочку достала. Подошла, опустив голову: — Федя, тут вот мой расчет. За сезон. Две тысячи. Возьми их. Тебе деньгами править. Так у нас дома было. Деньги в руках папани. Только, если можно, вышли моим немного денег. Совсем они избедо- вались. На меня вся надежда была. Да слава Богу, теперь я — на ногах, при тебе. Одной заботой меньше. Но избу им надо подправить. Ты не серчай. Сделай, как сам решишь, — оробела, увидев насупленные брови.
— Адрес родителей дай, — потребовал коротко. А на следующий-день принес квитанцию. Пять тысяч старикам отправил…
Три дня дали семье на обустройство. Филин, не теряя времени, вместе с Гориллой ушел в тайгу заготовить дров на зиму. А Катя с Дарьей обмазали дом, побелили снаружи и внутри, все перестирали, отскоблили, отмыли. Готовились к новоселью.
Сельчане придут. Надо всех приветить. Первое знакомство с ними пугало Катю. Дашка, не разгибаясь, шила ей к этому дню нарядное платье. Такого у бабы даже в девичестве не было.
Все было готово к приходу гостей. Ждали лишь возвращения Федора из тайги. Он обещал вернуться к вечеру.
Столы во дворе были расставлены, накрыты белыми скатертями. Ступи хозяин на порог, дай начало радости! Пусть звонкий смех, светлые улыбки и добрые пожелания земляков согреют твой очаг.
…Филин продирался с топором через завал. Не прислушался к Горилле, предупреждавшему об опасности.
На его участке рядом с селом появилась медведицам медвежонком. Двух условников окалечили совсем недавно — по осени, когда те с деляны пешком возвращались. А ведь осенью зверь сытый, человека бояться должен, не нападать на него.
— Видать, эта — фартовая. Кто-то ей хвост прищемил, раз наехать вздумала. Людоедка! С какого хрена сорвалась, лярва? Бабы по грибы не хиляют в тайгу. А ну как нарисуется и прижмет? Ей ожмурить, что два пальца обоссать. Трехали — мощная колода. Без разборок мокрит, падла! И наваром не откупишься. Ровно они нас своей зверьей «малиной» всех разом в рамса продули. Так ты, того, не откалывайся шибко. На двоих не покатит бочку лохматая кентуха. Зассыт законников! — говорил Горилла.
Филин понял, о какой медведице предупрежден. И не ошибся. Та самая, с заимки у Мертвой головы. Пришла следом. Мстить за убитого медведя. Искала виновных. И, не находя, крошила людей всех подряд.
О ней даже участковый рассказал бригаде. И Филин понимал: от медведицы не уйти, не спрятаться. Все равно найдет, встретит, выждет, подкараулит у самого дома. Хорошо еслй его, а вдруг Катьку припутает? В чем она виновата?
Медведица не нашла себе пары. Значит, стара. И у нее месть стала смыслом жизни. И у зверей, как и у фартовых, крепко сидел в крови «закон — тайга»: кровь за кровь.
Филин держал наготове отточенный тесак. Им даже при желании бриться можно. Но не для того держал на поясе. И лез в черную глухомань. Нашло отчаяние:
— Нарываешься, падла! Надыбаю тебя!
Медведица давно почуяла людей и, заложив восьмерку, коварно зашла за спину. Она все слышала, видела, понимала. Медвежонок, что-то осознав, влез на дерево, оттуда, с вершины ели, наблюдал за матухой: осторожно, стараясь не хрустеть сучьями, кралась она за лохматым мужиком, рвавшимся в тайгу, как пьяный ветер.
