— Куда? Старый, спасайся, пожар!
Мимо бежали условники, сучьи, фартовые, новички. Они словно ослепли. За ними следом неслась дымная, ревущая туча.
— Люди! Мужики! Стойте! А как же добро? Ить сгинет! Нешто не жаль?! Ить наше! Побойтесь Бога, анчихристы! Еще успеем спасти! — Митрич хватал за рубахи, за руки бегущих людей. Но те не слышали. — Господи! Я с голоду околевал. Детва пухла не жрамши! Нешто такая прорва харчей сгинет?! Не допусти! — плакал старик, вытирая глаза тощим жестким кулаком.
— Беги, Митрич! — крикнул кто-то в самое ухо обезумевшему от горя старику.
Он хотел бежать и не мог. Ноги, как ватные, перестали слушаться, будто в землю вросли.
— Линяй, плесень! Не то вместо тебя бабке два яйца вкрутую вышлют! — грохнул голос Шмеля совсем рядом.
— Люди! Побойтесь греха! — умолял старик. Он сам не знал, о чем просил перепуганных условников.
Внезапно один из них остановился перед Митричем. Услышал и заорал:
— Мужики! Вертайсь!
Это был бульдозерист. Сграбастав последних бегущих, повернул к палаткам. Там он в секунду завел бульдозер, подцепил ржавевшие с зимы сани. Мужики спешно закидывали в них палатки, продукты, раскиданную одежду. Раскаленный воздух трещал от жара. Люди кашляли, но не уходили. Подбирали все. Мешки, ящики, котлы с обедом, миски и ложки, топоры. Даже двуручную пилу не забыли и, затолкав вперед себя Митрича, влезли в кабину и сами.
— Хиляй шустрей! — послышался голос Косого.
— Господи! Спасибо тебе! — прошептал старик.
Бульдозер, рявкнув, рванул с места и через десяток минут въехал в реку. Там бульдозерист отцепил сани. Достал брезент из-под сиденья, накрыл им сани. Дал Митричу ведро в руки.
— Коль огонь подступит, обливай сани. А мы — в обрат. Ты за нами не ходи. Тут береги харчи!
Митрич согласно кивнул головой. Огляделся. Сани стояли в воде далеко от берега.
Бульдозерист вскоре уехал. Митрич перекрестил людей вслед, попросил Бога уберечь их от погибели.
Четверо условников — бульдозерист Иваныч, Генка, Косой и Тарас поехали к пожарищу.
— Трудовое стоило бы предупредить, — заметил Тарас мрачно.
— Это без нас справят. Охрана на мотоциклете уже помчалась. Мы их не обгоним. Да и толку с того? — буркнул Косой.
— Встречный пал надо дать. Иного выхода нет. Тарас с Косым это сделают. Я с пилой — отсеку ход огню к сопке. Иваныч от распадка прорежет пару полос. Там есть шанс, если не задохнется, — предложил Генка.
— Я со второй пилой. От сопки надо успеть отвести пожар. Пусть Косой встречный огонь даст от нашей поляны. Еще, может, успеем…
Когда бульдозер вернулся к поляне, там вовсю бушевал огонь. Ели вспыхивали, охваченные пламенем, как громадные свечи.
— Отсекай! — выскочил из кабины Генка и, ухватив пилу, завел ее, кинулся к сосне.
Тарас вторую пилу взял.
— К распадку! Мужики! Тут поздно! — кричал Косой перекошенным от страха ртом.
Иваныч поехал к сопке. Подцепил тяжелый нож. Закрыл двери в кабине. Перекрестился:
— Помоги, Господи, горе осилить. Не то пришьют вредительство, до смерти волю не увижу…
Иваныч въехал в полосу огня и дыма. И только по едва до носившемуся звуку мотора можно было сказать, что пока жив человек,-
Трое оставшихся на поляне валили лес, Косой сбивал пламя с кустов.
— Ты дурью не майся! Встречный дай пал! — перекрикивая гул огня и вой пил, орал Генка.
Косой мотнул лобастой башкой и, проверив направление ветра, побежал туда, где строевой лес был выработан и, вывезен еще месяц назад.
«Ух-х-х!» — грохнулась горящая пихта, чуть по пяткам не задела. Косой задыхался в дыму, кашлял. Бежал вслепую.
Обгоняя его, бежали от пожара олени, белки, бурундуки. Заяц мимо ноги шмыгнул. Ухо опалено.
— Ой, братуха! И ты приморился! Линяй, кент! — перескочил кочку Косой.
Вот и отработанная деляна. На ней кусты жасмина, шиповника, аралии, молодые деревья. Косой рубил их, не щадя. Успеть бы сделать полосу. Пустую полосу, пошире, через которую огонь не сможет перекинуться на остальные деляны, на всю тайгу.
Топор к ладоням прикипел. Дышать больно, трудно. Но оглядеться некогда. Деревья падали одно за другим. Вот и готова полоса.
Косой поджигал кусты. Они шипели, не загораясь.
-= Так это ты поджег тайгу! — схватил кто-то его за шиворот и сдавил рубахой горло. Не дав вглядеться в лицо, вымолвить слово, грохнул кулаком по голове. Больше Косой ничего не помнил.
Тарас и Генка двумя призраками сновали в огне. Дымились на плечах рубахи, загорались брюки, сапоги жгли ноги. Вспухли, покраснели лица. Даже пилы в руках задыхались от перенапряжения. Но отдыхать некогда.
Падали деревья, огонь иль пила срезала — попробуй разберись. Руки пек жар.
Воды бы глоток! Да где сыскать ее теперь? В круговерти пожара стонала, кричала, умирала тайга. И людям не легче.
Вон куропатка огненным мячом из гнезда выскочила. Птенцы верещали. Еще опериться не успели. Их не спасти.
Лиса, обезумев от боли, крутилась. Шерсть на ней огнем Взялась. Больно. Нестерпимо. Кто виноват?
Генка остервенело вгрызался в громадную ель. Та тряслась. Не один век прожила. И если б не люди… Вон сколько бельчат в дупле сгорит. Тоже жизни. Свои. Родные, таежные.
Ель упала на горящую пихту, свалила, придавив тяжестью. Но вот и сама загорелась. Гулко, искристо. Брызги огня достали условника. Тот, их сбивая, пилил березу. Руки немели от усталости.
Пожар взял в кольцо обоих условников. Не только деревья, кусты горят. Где ж этот Косой? Почему не дает встречный пал? Зачем медлит? Ведь и их пожар сожрет. Живьем. Обоих. И уже не выбраться из огня. Поздно.
— Тарас, линяем! — закричал Генка. Но условник не слышал.
Генка поставил бензопилу под рябину. Во рту пересохло.
Где Тарас? Его не видно.
— Дай сюда! — протянулась к бензопиле чья-то рука. Генка вздрогнул от неожиданности. — Иди передохни! — Он узнал голос Трофимыча.
Сколько времени теперь? Солнца и света не видно. Зато в тайге появились люди. С топорами, лопатами.
Генка почувствовал жуткую усталость. Ноги словно корнями в землю вросли. И вдруг услышал:
— Мужики! Из Трудового подкрепление прибыло! Живем!
Генка встал с пня. Сидеть, когда другие вкалывают, не умел. Вон Шмель, паскуда редкая, а на огонь буром прет, что трактор. Фартовые, словно в деле, стенкой встали. Топоры, пилы хором взвыли в их руках.
Политические — рядом. Тоже не уступают. Нет лишь новичков. Дым, пепел, сажа, искры скрывали видимость. Где человек, где дерево — попробуй разберись… Вон кого-то спиленным Деревом придавило. Тот заорал не своим голосом. Хоть бы жив остался. А там вспыхнувший куст можжевельника чуть не изжарил живьем Рябого, взвывшего медведем-подранком.
