И вдруг за спиной, там, где осталась машина, крик раздался.
— На помощь! — кричал оставленный водитель.
— Смирнов! Бегом! — отправил участковый одного из ребят. И увидел, как в ту же секунду открылась дверь на чердаке бани. Луч фонаря скользнул по лохматой голове, скуластому лицу. Дверь с силой захлопнулась. — Выходите! Вы окружены! — крикнул Дегтярев.
В ответ ни слова, ни звука. Залегли ребята в метре от баньки. Глаза попривыкли к темноте. Каждое движение караулят. Но вокруг тихо. Лишь топот ног торопящегося к машине слышен отчетливо.
— Выходите! Иначе подожжем баню! — предупредил Дегтярев.
В ответ- молчание.
— Лей бензин! Давай факел! — скомандовал участковый громко. И звук разливаемой жидкости вокруг баньки донесся до чердака. — Факел! Поджигай! — кричал Дегтярев, не сводя глаз с бани.
Кто-то чирнул спичкой. В руках у кого-то загорелся промасленный квач.
Полыхнула охваченная огнем банька. И вмиг в окне ее заметались тени. Вот один, самый долговязый, вышиб ногой окно. Сиганул. Его тут же оглушили. Следом второй, задыхающийся от дыма, вывалился.
— Трое их! Еще одного ищите! — застегнул участковый наручники на пойманных.
— Нет никого! Пусто в бане! — сказал заглянувший внутрь кто-то из ребят.
— Хер вам, а не пряники! — процедил сквозь зубы лохматый и добавил: — Ссучился печник ваш, фуфло поганое! Мусо- ров навел! Ну мы с ним еще свидимся. Из-под земли сыщем, падлу! Из шкуры вытряхнем…
— Здесь он! Здесь! — послышался голос одного из парней, сумевшего пробраться на чердак. Он сдавливал в руках хрупкое извивающееся тело то ли подростка, то ли старичка.
— Кидай! Прыгай! Живо! — кричал Дегтярев.
Парень слегка стукнул кулаком пойманного, сбросил вниз и прыгнул следом.
— Сюда! Ко мне, ребята! — позвал Дегтярев милиционеров из избы. Те обыскали зимовье, насмерть перепугали лесника.
Трофимыча вывели из избы в исподнем. Глянув на него, участковый сказал глухо:
— Я ж тебя, как отца, уважал. А ты кого пригрел в своем доме, старый греховодник!
— Не хотел, не пускал их. Они грозились убить меня.
— И ты испугался? Не мог сказать? Ты, старый каторжник, перед шпаной струсил? Кому ты это говоришь! У тебя в доме карабин, двухстволка, нарезное, и ты справиться не мог, хозяин тайги!
— Они все испортили. Бойки сорвали. Самого били, — заплакал старик. И, указав на низкорослого, признался: — Этот больше всех изгалялся…
— И ты туда же, старая плесень! На вышку тянешь нас. Так знай, фартовые не умирают. Завтра к тебе придут наши, шкуру с тебя снимать! — рассмеялся лохматый.
— Ты мне грозишь? — подошел к нему лесник и рявкнул: — Говно! Небось втрех на меня навалились. Кабы поодиночке, кости бы в муку столок ваши! А то мало вам было меня терзать, так все харчи извели. И бани теперь вот не стало. Будьте вы прокляты! — ругался осмелевший Трофимыч.
— Быстро в машину всех. И ты, лесник, одевайся. Там разберемся, почему приютил негодяев, — охрипшим голосом говорил Дегтярев, подталкивая впереди себя лохматого.
Около машины сидел перевязанный водитель. На него — вот уж неожиданность! — бросилась рысь.
Немного их водилось на участке старика. Эта оказалась самой голодной. Счастье человека, что, выезжая из села, не расставался с брезентовой курткой. Но даже ее, испытанную штормовку, разодрала рысь на спине. И… убежала, осознав неудачный прыжок. А может, крика человечьего испугалась, какого отродясь не слышала на участке.
— Уж я б не промазал. Блядь буду, уложил бы легавого за милу душу! Видать, фартовая с похмела была, — хохотнул лохматый.
— А ну, влезай! — толкнул его в кузов Дегтярев. И, пропустив еще двоих пойманных и ребят, закрыл дверь кузова, повел машину в Трудовое.
Дарья тем временем собиралась на работу. Теперь ей приходилось вставать раньше всех в селе. Ушла баба из тайги.
Долго мучилась. И наконец не выдержала. Пошла к участковому. Объяснила все. Попросила дать работу в селе. Тот и нашел. Определил банщицей. Дашка этой работой очень дорожила. Старалась изо всех сил.
В банные дни, а их лишь три в неделю, топила спозаранку. Мыла три душевых и парилку, раздевалки и коридоры.
Сама билеты продавала, мочалки, мыло, полотенца.
Раньше в баню только условники ходили. Да и то не все. Теперь, в отмытую, милиция наведывалась регулярно.
Дашка и сама тут мылась вволю. Теперь она ходила в белом халате, в прозрачной косынке и была очень довольна собой.
Нынче не только фраера, даже фартовые пытались с нею заигрывать. Не хамски — за сиську щипнуть, а под локоток поддержать иль к плечу ее, пахнущему свежестью, прижаться щекой.
Дарья хорошо знала цену мужичьей похоти и гнала всех прочь от себя.
Одному, самому нахальному, в ухо залепила. Тот, не выдержав, сказал ей вполголоса:
— Чего кобенишься? Иль не живая, мужика не хочется? Пусти на ночку. Я тебе настоящую парную устрою. Не пожалеешь, — похлопал себя ниже живота.
Долго смеялись мужики над незадачливым ухажером. Говорили, что Дашка из него яичницу всмятку сделала, а потом пол в предбаннике фартовым мыла.
Так иль нет, только повторять такие вольности теперь не решались. И удивленно наблюдали:
— Уж не на участкового ли зуб точит? Что-то уж слишком зазналась баба…
— Участковый к ней раньше всех подкатывался, да она его еще тогда отшила. Теперь и вовсе он ей ни к чему.
— А на кого она зарится? Не может баба никого не хотеть. Такого не бывает. Не может Тихона до сих пор помнить. Кого- то держит на примете. Только кого? — пытались угадать условники. И каждый остановил выбор на самом себе. Входя в баню, шутили: — Дарья, спину потрешь? Даш, пошли попаримся, — и, получив березовым веником по задницам, смеялись незлобиво и вкатывались в предбанник.
Баба и в этот день спешила. Надо управиться к полудню. В выходной особо много посетителей будет. Нужно все успеть. Протопить хорошенько, чтоб всем пара хватило. Все отмыть, отчистить до блеска. Лавки и полки дожелта отскоблить. Мочалки и веники развесить для продажи. Зеркала протереть. Полотенца прогладить. И себя в порядок привести. Чтоб, глядя на нее, мужикам захотелось стать такими же свежими, чистыми.
Дарья едва свернула к бане, как приметила милицейскую машину, тихо въехавшую с дороги, ведущей из тайги.
«Куда это их в такую рань носило?» — подумала баба.
Тут же ее позвал Дегтярев:
— Зайди через пяток минут…
Указав на троих мужиков, ничего не объясняя, спросил:
— Кто-нибудь из них знаком?
Дашке будто в глаза грязью брызнули. Вспыхнула. И, побледнев, сказала зло:
