— Нашел закусь. Я ему как человеку тушенку давала, а он нашел на что позариться, — пододвинула баба буханку хлеба. Но следователь и не глянул на нее.
Осмотрев одежду покойного, следователь достал протокол допроса, уселся перед Дашкой.
Вначале баба отвечала на вопросы бойко. Скрывать нечего. И следователь едва успевал писать.
— Кем работаете?
— Сучкую.
— Что? — не понял следователь.
— Сучкоруб она. Но ответила вам верно, — давился смехом участковый. — Совместительница, черт бы ее взял…
— Как жили с Тихоном? — спросил бабу следователь.
— Нормально. Ладили. Иногда, правда, ругались. Но Тихон сам знал за что. Не хотел записываться. Вот и грызлись иногда. А в остальном все спокойно. Даже не бил ни разу, — похвасталась баба.
— Часто ли он болел? — поинтересовался следователь.
— Может, и болел. Но не жаловался никогда. На больничном не был. Да и нельзя было болеть. По больничному листу зачетов нет. И срок идет день в день. А в тайге всякий день — за два. Потому болеть невыгодно, — пояснила Дашка.
— После освобождения куда хотел поехать Тихон?
— Первая жена позвала к себе. Письмо прислала. Но только не поехал бы он к ней. Собирались мы с ним купить тут на Сахалине домишко. Найти работу поспокойнее и жить тихо.
— А почему вы думаете, что к жене он не вернулся бы?
— Отвык за годы. Много пережил. Она его тогда не поддержала. Даже не писала Тихону. А он без нее много лет прожил один. Отвык. Забыл.
— Лучше весь век одному, чем с такой, как ты, — не выдержал участковый.
— Я, какая ни на есть, всегда рядом. Была б плохой, ушел бы. Я силой не держала. А и какая есть, не опаскудилась, мужика рогатым не сделала. Но доведись лихолетье и не останься на земле никого, кроме нашего участкового, я б и тогда с ним в одной тайге срать не села бы! — отпарировала баба.
Следователь, не сдержавшись, рассмеялся. Такая откровенность сразила участкового. Он потерянно качал головой, чесал в затылке. И спросил:
— Чем же я тебя так обидел?
— Иль забыл? Думаешь, я за два года память потеряла? Нет, она в моей башке крепко сидит…
Следователь, поняв, что у Дашки с участковым давние счеты, пресек их разговор, продолжил допрос:
— Были друзья у Тихона?
— Конечно. Вся бригада. Да и все условники Трудового уважали мужика. Не то что некоторых, — сверкнула баба взглядом на участкового.
— А враги были?
— Нет. Откуда им взяться здесь? Да и не хватало времени на блажь. С работы вымотанные, усталые приезжали. Едва успевали до утра дух перевести. И снова в лес…
— Это ему так. Ты-то находила время на утехи, — вставил участковый,
— Не про меня спрашивают. Про себя я сказала б, что есть у меня в Трудовом враг, это ты! И не одной мне враг, а всем нам, — сорвалась Дашка.
— Попомнишь ты это. Не раз, — пригрозил участковый вполголоса.
— Тихон никогда не говорил вам, что остались у него в прошлом враги? Никого не опасался? — продолжил допрос следователь.
— Не слыхала от него такого, — призналась баба.
— Он в гости никого не ждал?
— Нет. Иначе бы предупредил.
— А деньги он в доме держал? — поинтересовался следователь.
— Откуда они у нас? — отмахнулась баба.
— А на что дом собирались купить?
— Так это на те, что он в Воркуте заработал.
— Они у него на счете, в сберкассе?
— Не знаю. Наверное. Я у него денег не просила. Сама работаю. А про те он сам сказал. Когда жить стали вместе. Мол, освободимся, хватит нам на хозяйство. А где они и сколько их — не сказал. Я и не спрашивала. Неловко. Я ведь даже не расписана с ним.
— А почему не расписались?
— Да пила она. Вот и одумался мужик. По-своему решил — поджениться можно, жениться — нет, — встрял участковый.
— Я не вас спросил, — прорезалось раздражение в голосе следователя.
— Мы думали, что это не обязательно. Иные всю жизнь незаписанные живут, не в том главное. А сам Тихон говорил, что такое надо делать, став совсем свободными, — ответила Дашка и вздохнула.
— Скажите, вы вчера с работы вместе приехали?
— Конечно. Вахтовая за людьми один раз в тайгу приходит. Деляны далеко от села. Все в одной машине приехали.
— Вы домой вместе пришли? — интересовался следователь.
— Нет. Я позвала его, как всегда, в столовую. Тихон отказался. Тогда я пошла ужинать в хамовку, а он — в хату.
— Во сколько вы ушли из столовой?
— Не знаю. Часов у меня на руке нет.
— Попытайтесь вспомнить. Это очень важно. Может, вас кто-то проводил, кто подтвердит, когда вы ушли из столовой?
— Так меня там все видели. Одно знаю — пурга уже сильной была и свет выключил дизелист, когда я домой верталась.
— Свет вчера выключили в одиннадцать вечера, как всегда. Значит, она домой приволоклась в начале двенадцатого, — вставил участковый.
— Вы ничего не заметили, когда вернулись домой? — обратился следователь к Дашке.
— Тепло было. Очень тепло. А я промерзла. Выпила, конечно. Никогда раньше не было, чтоб после выпивки продрогла. А тут душа в сосульку согнулась.
— Да у тебя вместо души пустая бутылка в брюхе колотится, да к тому же без дна, — не выдержал участковый.
— Иди в жопу! — подскочила Дашка.
— Чего взвилась? Иль вру? Ты ж и вчера, наверное, с обос- санным хвостом приползла. Из столовой не уходишь, покуда не напьешься до уссачки. За это тебя и выкидывает уборщица. Надоело ей за тобой подтирать…
— Я сама ушла. Вчера никто не выгонял. Даже Тихону пару котлет в карман прихватила, — оправдывалась Дашка.
Но участковый смеялся:
— Заботчица, едрена мать!
— Когда домой вошли, ничто не насторожило?
— Нет.
— Вы где спали?
— Здесь. Прямо на Тихоне. Об него споткнулась.
— Вам не показалось, что в комнате кто-то был, чужой?
У Дашки глаза округлились.
— Нет. Ничего такого не было, — ответила, икнув.
— А Тихон с кем мог выпивать? — спросил следователь.
— Не знаю. Но, в общем, с любым из бригады.
— Они вчера на ужине были все?
— Получку вчера привезли на деляну. Потому по хатам пили. В столовую мало кто пришел.
— А кто обычно к вам наведывался? Кто чаще других приходил?
