— Дядь Коль, дай передохнуть, — взмолился Тимка, но старик будто не слышал.
Он разминал, делал втирания зеленой пахучей мазью, которая тут же впитывалась и прогревала тело насквозь.
Тимка едва сдерживал крик. А дед словно мстил ему за свою боль, не обращал внимания на стоны напарника.
Все врачи уже ушли из больницы, и только старая няня, изредка поглядывая в щель, плакала, но войти не решалась.
Когда рубаха на спине старика взмокла от плеч до пояса, он оставил парня, сел на табуретку рядом с койкой, вытирая лоб.
Тимка переводил дух. Тело перестало ныть и болеть. Непривычная забытая легкость вернулась к нему.
— Дядя Коля! Как лафово! Кайф! Ничего не болит!
— Вот бы эдак помять с недельку, сам с койки в тайгу сбежишь, — засмеялся старик.
— Мне б так научиться!
— Я то умение в Сибири перенял. Чтоб выжить, наловчился подмогать ссыльным. Всем впрок шло.
— Ты меня за глупость прости, дурака, — отвел глаза Тимоха.
— Будет старое ворошить. На бумагу. В ей твое имя и этих мужиков, каких в Вахрушев свезти сбирались. Дай вам Бог удачи! А я к себе на заимку уберусь, зиму коротать. — Связал дед рюкзак и, словно спохватившись, добавил: — Пушняк с твоих капканов и петель сгребли охотоведы. С зимовья. Тыщи на полторы будет. Упреждаю заведомо.
Тимка отмахнулся:
— Не надо мне. Ваше это. С твоей заимки, дядь Коля. Мне другую, свою отведут скоро.
— Будешь дуть, как дадуть. А нынче не вороти рожу от того, что тайга дала. Ей видней! И давай кончай хворать! Выправишься — наведывайся.
— Спасибо, дядь Коль. Непременно приду, — пообещал Тимоха.
После ухода охотника из больницы начало темнеть.
«Погожу нынче в тайгу вертаться. Заночую в дому», — решил охотник и обогнул барак фартовых, чтоб быстрее пройти к своему дому.
Из барака шум услышал. Брань донеслась такая, что деда передернуло. Он приостановился.
— Чтоб я, бугор, в шестерки к фраеру?! Это я что ж, лидером стал? Иль вы все скурвились разом? В гробу я видел благодетелей. И в Вахрушеве фартовые без булды дышат!
— Не гомонись, бугор! За жопу тебя в тайгу не тянут. Фалу- ем, то — верняк. А коль не по кайфу — отваливай в Вахрушев.
— Кенты! Мать вашу… За пайку падле жопу лижете! Честные воры! Сявкам на смех утворили! На разборке трандели, чтоб Тимку вывести с закона, теперь его паханом взяли?
— Не мы его. Он нас берет. И хвост не подымай! В Вахрушеве тебя не пахать, вламывать сфалуют. А нет — в шизо кинут до звонка. Чтоб не ботал много.
— Кто ботает? Кого в шизо? Это ты, гнида, вонял тут? — послышался глухой удар, потом стук. Со всех сторон заорали кенты.
Николай Федорович покачал головой и заспешил к дому, посочувствовал в душе Тимофею, что бригада ему перепала и впрямь никчемная.
А фартовые до ночи не могли успокоиться. Спорили, ругались, дрались. Словно не в тайгу, а в зону их отправляли.
Злило многих то, что именно законников, бывших паханов «малин», хозяев зон отправят под начало Тимке. А кто он такой, чтобы бугрить фартовыми?
Но сколько ни дери горло, даже шестерки понимали, что в тайге куда как проще и легче будет, чем в Вахрушеве. Оттуда даже законники не все и не всегда выходят на волю.
— Одним на льдине Тимоху сделаем. Сам пахать станет!
— Не посадим его на положняк. И долю не дадим, — духа- рились воры.
Костя лежал на своей шконке не дыша. Уж чего не услышал он сегодня! Как только его не обзывали. Сколько угроз сыпалось на голову! Бугор даже кулаки в нюх совал. Обещал тыкву сорвать и выкинуть в парашу.
Все терпел Кот. Знал: нет иного выхода у кентов. Никто другого не предложил. А ехать в Вахрушев всем вместе пришлось бы.
«Ничего, базлайте, падлы! Потом навар с вас за свое сниму. Что сберег паскудных от уголька», — думал Костя, забившись с головой под одеяло.
Законники долго не успокаивались, поносили последними словами Тимоху, Костю, участкового. Проклинали всех легавых и заодно с ними тайгу и шахты.
Даже сявки устали от брани. И, забившись по углам, радовались, что скоро уйдут законники из барака в тайгу и не надо будет приносить им жратву, вытаскивать за ними парашу, убирать грязь в бараке, топить печи, сбиваться с ног от усталости и получать за все это пинки и окрики.
Даже шныри и шестерки повеселели. Понимали; что скоро всем им облегчение выйдет.
Жалели ль они законников? Да какой от них навар фартовой мелкоте. Кроме обид, ничего не помнилось.
Вот и теперь… Ну разве не фраера? До тайги еще сколько, а они уже барахло шмонают по всем шконкам. Метут свое и чужое не спросясь. Будто, кроме них, никому дышать не надо.
Вон сявкин шарф надыбали. Единственная ценная вещь в гардеробе. Ею и башку, и задницу грел. Три кровных пайки отдал за него обиженнику. И это отнимают. У сявки слезы бусинами закапали. Потянул свой шарф с шеи законника. На свободном конце булавкой повис. Фартовый и внимания не обратил. Стряхнул, как пушинку.
А вон там шнырь зубы показал. У него байковую рубаху сграбастали. Шнырь ее только что с плеч снял. Постирать хотел. Куда там. Подцепил законник кулаком в зубы и вырвал рубаху. Взамен нее даже майку не дал.
У майданщика носки взяли. Теплые, вязаные. Тот вернуть попытался и тут же пожалел о том.
Портянки, полотенца, рубахи и брюки, свитеры и безрукавки — все забирали законники. И, оглядев, решили сегодня же тряхнуть работяг. Забрать у них излишки теплого.
На это дело отправили троих. С наказом: мол, если добром не отдадут, отнимайте.
Законники пожаловали в соседний барак, когда работяги уже спать ложились.
— Теплое? Да вы что, съехали с луны? Нам самим его не хватает! — рыкнул рыжий плотник и, послав фартовых грязно, полез на шконку.
Эти работяги ни разу не трамбовались с фартовыми. Не знали, что такое фартовый шмон. А потому не ждали для себя ничего плохого.
И только фартовые были готовы ко всему. Знали: самое верное — внезапность. Она всегда приносила навар и удачу.
Первым слетел от удара рыжий плотник. Со шконки на пол сбили кулаком. Матеря его, и на других налетели.
— Налог не даете, про положняк забыли. Еще и посылать будете, козлы!
— Трамбуй их, фартовые!
— Снимай навар с хорьков!
— Фартовые?! Щипачи! Налетчики проклятые, голубятники! — опомнились работяги и, ухватив что под руки попалось, кинулись на законников. — Мети их, мужики! Врежь по блатной роже!
— Грабители! Как были ворьем, так и остались! Их не в Вахрушев, на Колыму надо! Навечно! Чтоб передохли! — выбили работяги законников из барака.
