Девчонка неуверенно, неумело села за стол. К вечеру она начала свыкаться со своим новым положением. Когда пришли мальчишки, Дашка и вовсе повеселела, ожила. Испугалась лишь стука в окно. Все, кроме Катьки, притихли. И только она рванулась к двери. Ждала этого стука. И Толик пришел.
Глаза в глаза. Как мало и как много сказали они друг другу в мгновенье.
Входи! — открыла настежь двери.
Налетай, дружбаны! — поставил тяжелые сумки у стола. Увидев Дашку, улыбнулся ей и сказал: — Я ж говорил, что здесь тебя возьмут! — глянул на Катьку с благодарностью.
В той сумке — куртки! Мужикам! Теплые, удобные: много карманов потайных! Я же обещал им обновки! Пусть примеряют, — следил, как надевали Женька с Димкой яркие куртки. Они были великоваты, но мальчишки даже не заметили этого. Забыли, когда в последний раз надевали новую вещь. Все со свалки, с огородных пугал, из мусорных контейнеров выуживали и носили, пока от одежды оставались только воротнички, пояса, резинки да пуговицы.
Зинка с Дашкой смотрели на пацанов не без зависти.
Хочешь примерить? Давай вдвоем ее носить будем! — предложил Женька Зинке.
Нельзя! Мне в такой куртке ни копейки не подадут! — смекнула девчонка.
Дашка! У тебя и вовсе надеть нечего, — заметил
Толян.
Голая не останется. Что-нибудь найдем из нашего, — успокоила Катька.
А вот и нет! Я свое на тряпки пустила. Да и вообще, надо ей самой про себя думать, — поджала синюшные, бескровные губы Зинка.
Какая деловая! Уже командовать тут взялась! Во, мошкара! Сказала — сыщем ей! И захлопнись! — оборвала Катька, ставя на стол чайные кружки.
Помоги на стол накрыть! Чего надулась? — позвала Зинку. Та нехотя встала.
Занавески завтра принесу. Сегодня не нашел ничегоподходящего, — сказал Пузырь и, подозвав Дашку, стал кормить ее печеньем, конфетами, яблоками, шоколадом. Девчонка глотала, не жуя.
Довели тебя в кодле. Вовсе одичала! Даже хавать разучилась бедолага!
Хорошая бедняжка! Она сегодня одна палку колбасы сожрала и даже шкурок Голдбергу не оставила. И теперь лопает, будто не кормили! — вставила Зинка зло.
А ведь ее и впрямь не кормили в кодле. Изредка сухие корки перепадали ей. Не каждый день. Она перенесла столько, сколько никто не выдержит. И если ты, Зинка, станешь обижать Дашку, я тебя ни видеть, ни знать не захочу. Я в кодле за нее махался. Ты б там одного дня не выжила. Она — больше года: нигде не лажанулась, ни с кем не кентавалась, не опустилась. Себя не уронила, хоть и небольшая еще, всего девять лет. Короче, Кать, принесу я ей что надо. И жратву, когда обломится. Только не дай ее в обиду вобле…
Не обращай внимания. Девчонки подружатся. Куда денутся? Под одной крышей жить, что делить?
Зинка перехватила благодарный взгляд Толяна, брошенный на Катьку. Обидно стало. Она замкнулась. Залезла под одеяло, думала, как отомстить Пузырю за то, что не обращает внимание на нее,Зинку,называет только Воблой, а на Катьку смотрит во все глаза. Совсем как взрослый. И она не ругается, смеется, шутит. Иль влюбилась в Пузыря? Забыла, сколько глистов из него вышло?
Толик хотел покормить Голдберга колбасой. Но Зинка услышала, выскочила из-под одеяла:
Не смей баловать! Не давай! Он не должен из чужих рук жратву брать! Нельзя его колбасой баловать! Это мой пес, не дам его портить!
Во, дура заполошная! — удивился Толик.
Тебя какая блоха укусила? — оглядела Катька Зинку и, взяв за шиворот, вывела на крыльцо. — Остынь малость, долбанутая! — закрыла двери в дом, оставив девчонку наедине с ночью.
Они еще долго пили чай, разговаривали, вспоминали всякие истории, смешные и грустные. Лишь ближе к полуночи Толян собрался уходить и снова попросил Катьку проводить его.
Когда они вышли на крыльцо, Зинки на нем не было. Катька позвала, но та не отозвалась, не пришла.
Во, злая стерва! — ругнулась Катька.
И только парнишка понялистиннуюпричину обиды.
Даже зеленые девчонки хотят быть любимыми и не прощают равнодушия.
Придет, куда ей деться? — отмахнулась Катька и пошла впереди Толика легкая, почти невесомая.
Катя! Подожди! — нагнал, взял под руку, пошел шаг в шаг.
Ну, что? Поговорил с Чирием? — спросила тихо.
О тебе? Конечно. Теперь не станет прикипаться. Считай, отвалил.
Надолго ли? — не поверилось ей.
Навсегда! Я не Колька! Свое умею заставить уважать. Мое слово он знает.
А что сказал? Пригрозил?
Это наш с ним разговор. Мужской. Он понял и согласился. Слово дал.
Толик, не рискуй собой. Не верь Чирию. Я знаю его, гада. Мне он тоже обещал защиту. Да только трепался. Когда влетела с торговкой, он даже отнять меня не попытался. Смылся как последний фрайер. Сама выкрутилась. Теперь не верю ни одному его слову. Падла он, а не кореш! Не подставляй за него голову! — предупредила тихо.
Я его тоже знаю. Рискую с ним на равных. Ему от меня не сорваться. Крючок имею, — усмехнулся коротко.
Он привык на ком-то ездить и дышать за чужой
счет…
Я сам джигит, и если мне на шею слишком давят: сбрасываю тут же.
Он доставать начнет! — вспомнила девчонка
свое.
Пусть о себе подумает. Если я его достану, дышать станет нечем…
Катьке понравилась уверенность Толяна. Она перестала говорить о Кольке и спросила:
Дашку ты привел в кодлу?
Да! Как поняла?
Иначе б не держал. Наплюнул бы!
Нет. Не смог бы…
Ты ее до кодлы знал?
Пусть она сама расскажет, когда придет время. Я не все знаю про нее. Да и теперь не усмотришь… Конечно, жаль человечка. Дать бы ей подрасти хоть немножко, силенок набраться. Но и тут, как повезет… Меня самого сегодня лягавые чуть не пристрелили. Узнали, — почувствовал как дрогнула рука девчонки. Испуганный вздох вырвался тугим комком со стоном.
Не бойся! Пронесло! Дышу! — притянул к себе девчонку. Та плакала.
Ну, чего ты? Не надо! Все позади…
Где тебя застремачили менты?
На улице! Возле ларька. Хотели в кольцо взять, да не успели. Я лихо ласты сделал. Отвалил в кодлу, и крышка! Они вслед мне стреляли. Но только два раза. Народу было много, боялись прохожих задеть. Я тем воспользовался. Все дворы насквозь знал. Влетел в сквозной. Там два выхода. Они — за мной. Да не туда. Я на другую улицу и в проулок. Потом и вовсе — садами и огородами. Так и смылся.
