Урою суку! Так и знай…
Катька не поторопилась домой, зная наверняка, что Чирий с Червонцем завалятся следом. Она набила карманы и рукава всякой всячиной. Свернула к одинокой скамейке возле какого-то дома, стала есть жадно, почти не жуя. Почувствовала на себе чей-то взгляд, вздрогнула невольно, увидела перед собой худющую девчонку. Та смотрела на Катьку, жадно сглатывала слюни.
Ну! Чего сопли развесила? Греби ластами ко мне! — позвала девчонку. Та не промедлила.
Ты откуда? — спросила Катька.
Девчонка вцепилась в колбасу насмерть. Она никогда не ела сервелат и, услышав вопрос, громко икнула. Рот был забит полностью.
Жри! Потом ответишь, — махнула Катька и с удивлением заметила, что у девчонки от старания жевать быстрее даже жилы на горле вздулись. А в животе все звенело, урчало, будто там закипал большой котел.
Зинка я! — выдохнула, проглотив.
А я — Катька! — схватила последний кусок сервелата, пропихнула пальцем в рот.
Хочешь сардельки? Индюшиные! — похвалилась Катька и стала вытаскивать из рукава сардельки.
Зинка во все глаза смотрела на девчонку и, все же не выдержав, спросила:
Ты — волшебница? Всамделишная?
Ага! Я даже прикольней их!
Зинка не поняла, но сардельки уплетала, не очистив их от кожицы.
А ты чья? — спросила Зинку.
Я? Голдбергова! Ну, его подруга!
Кто он — этот, как там его, не врубилась я? — призналась Катька.
Ты реслинг по телику смотришь?
Катька рассмеялась:
Я сам телик не видела давно.
Жаль! То б знала, кто есть Голдберг! Я из-за него кобеля своего так зову!
Катька сарделькой подавилась. Едва продохнула:
У тебя уже кобель? Во, прикольная! Сама меньше меня, а уже — телка!
Но он такой хороший, добрый, верный! — защищала Зинка Голдберга.
А почему он тебя не кормит?
Как? Это я его должна кормить. Да нечем! Вот за него меня выгнали из дома. Потому что все котлеты ему отдала.
Хорош хахаль, твои котлеты жрет! Нет бы купил и тебе принес! А то, как наш Гошка! С девок все берет.
Не поняла! Как мой Голдберг купит пожрать? Он — пес! Собака! Где деньги возьмет? — округлились глаза Зинки, она даже про сардельку забыла, зажатую в кулаке.
Катька хохотала во весь голос:
Так ты про собаку, а я про кобеля подумала! Человечьего!
Зинка густо покраснела:
У меня только пес! Мы с ним совсем вдвоем остались. Нам не велели вертаться. Если вздумаем, обещали башки отрубить и сварить на холодец. А мы не хотим, чтоб нас вместо котлет сожрали, — сопнула Зинка и вспомнила про сардельку.
Выходит, ты — ничья?
И я, и Голдберг! Мне велели его прогнать! Тогда бы может и оставили. Но… Он меня всегда от всех защищает. Я не могу без него!
А где живешь?
Теперь нигде, — опустила голову Зинка и добавила, вздохнув: — Уже неделя прошла. Думала, искать станут, позовут… А когда милиция меня забрала, и позвонили домой, оттуда ответили, что не нужна я им, и обратно не возьмут. Что мне — дуре — собака дороже родных, а коль пес заменил семью, пусть и живет с ним…
Во, козлы! Лишь бы причину сыскать. Ну да хрен с ними! Пошли ко мне вместе с твоим, как его, не запомнила?
Ты берешь меня и Голдберга?
А что? Не хочешь?
Твои меня не возьмут. Еще и тебя из-за нас вытурят!
Некому! Меня тоже выкинули. К собакам. Совсем давно! А я жива! И ты не ссы! Не сдохнем! Где твой блохатый черт? — глянула вокруг и приметила у забора громадную кавказскую овчарку.
Ну и харя у него! Здоровый гад! Небось много котлет надо жрать, чтоб такое рыло заиметь! Но у нас с тобой котлет не будет, — предупредила Катька.
Да он все ест, что найдет. Если хлеб будет, ничего больше не попросит. И блох у него нет! — защищала Зинка друга.
Тогда годится! Сдышимся! — позвала Катька за собой и повела домой девчонку и собаку.
По пути узнала, что Зинка умеет. Оказалось, что немного.
«Ладно! Дотяну!» — решила про себя и впустила в дом обоих.
Катька рассказала Зинке о себе. Скрывать не стала ничего. О Чирии и Червонце предупредила, мол, конечно, придут.
А ты не бойся! С нами Голдберг! Он не даст нас в обиду! — отмахнулась Зинка.
Я не боюсь, но они могут дом поджечь!
Нет! Голдберг сдалека чует. А если услышит рядом с домом, выскочит и в клочки порвет. Он умный!
— кормила пса хлебом. Тот ел жадно, глотал, не жуя.
Вот это — Катя! Ее любить надо и охранять как меня! Мы теперь здесь жить будем! Сторожи всех! — разговаривала Зинка с собакой. Пес, казалось, не слушал, уплетал хлеб, но вот насторожился. Зарычал. Пошел к двери, толкнул ее и выскочил во двор с рыком, леденящим душу.
Вскоре до девчонок донеслись вопли.
Прижучил! — обрадовалась Зинка и выскочила следом за Катькой во двор.
Первое, что сразу бросилось в глаза обеим, так это голая задница, застрявшая в штакетнике. Обрывки брюк висели на ногах, голова и плечи человека болтались на улице и стали добычей пса.
Червонец! Падла! Помоги! Куда ты смываешься? Подожди! — кричал застрявший.
Катька с Зинкой увидели, как петляя по улице, бежит человек, на каком нет ничего, кроме обрывков рубахи. Он убегал с такой скоростью, что удивленная собачья свора так и не поняла: за кем или от кого он бежит? На своей, пусть и окраинной улице, псы ни разу не видели дикарей. Не решились нагонять.
Голдберг тем временем искусал руки, плечи и спину Чирия. Он давно мог бы перегрызть горло человеку, но хозяйка не давала такого разрешения, и пес развлекался, оттягивая развязку.
Ну что? Попух, лопух? — рассмеялась Катька, подойдя совсем близко.
Скалишься, метелка? Твой верх! Сама додумалась иль надоумили? — спросил хрипло пацан.
Еще слово, и пустим тебя на чучело. Милиция за твою поганую башку все мои грехи простит и премию даст. Своим ты тоже не нужен! Последний твой корефан сбежал! Бросил. У тебя научился делать ласты. Так тебе и надо!
Катька! Убери пса! Не то самой кентель оторву!
— пообещал Чирий.
Попробуй, оторви! — подошла ближе.
Забери пса! — взмолился пацан.
Нет! Пусть пошалит! Спереди он тебя уделал. Теперь с другой стороны достанет! — позвала Голдберга и указала на голый зад: — Вырви у него все, что достанешь!
Пес ждал команды Зинки. Та молчала, думала, а потом сказала тихо:
