Вот теперь вопи на весь свет! Блажи во всю глотку! Кривляйся! Дави «бабки» из быдла! — оставил Антона посреди базара Колька-Чирий, бросив перед ним потертую шапку, а сам, отойдя в сторону, наблюдал за мальчишкой.
Тот долго сидел нахохлившись, молча. Но потом ему захотелось есть. Он стал хныкать, но никто не обращал внимания. И Антон, разозлившись, заорал во весь голос да так, что торговки деньги из рук стали ронять. Оглядывались, кого это средь бела дня режут? Антон только входил во вкус. Он перекрыл своим воем все голоса, музыку, шум и гул толпы. Он навалил полные портки, из-за чего дежурный милиционер не решился подойти близко. Сопли, слезы, слюни — все размазалось всплошную на лице. Да и что можно было увидеть в нем, кроме широкого рта, орущего оглушительно то сворой собак, то толпой дерущихся алкашей.
Ну, силен прохвост! У него в глотке сотня «матюкальников», откуда столько силы взял? — удивлялась толпа, окружив пацаненка плотным кольцом.
Деньги уже посыпались через верх шапки, но Антон, будто не видя, все просил на кусочек хлеба ему, брошенному ребенку, забытому родителями и всеми родственниками.
Бедный малец усрался, кричавши! Да кто нынче чужое горе чует? Поизвелись сердобольные, — отстегнула десятку от пенсии бабка, поверив в детские слезы. Ее примеру следовали другие.
Во, гнида! У него уже не только на кусок хлеба, на целый кабак набралось, с бабьем и выпивоном до усеру! А он, падла, все надрывается! — потянул руку к шапке какой-то алкаш. Но тут же был сбит на землю Дикой Кошкой.
Катька внимательно следила за конкурентом. Она мигом сообразила, что не сам по себе решил побираться пацан: его привели и заставили. «Колька-Чирий.
Кто ж еще?» — приметила того неподалеку и решила перехватить Антошку, забрать к себе.
«Да, паскудный пацан! Но «бабки» гребет классно. Зинке за месяц столько не собрать. Но что потребует за него Чирий? Где он взял пацана? Может, спер из какой- нибудь деревни? А может из пригорода? Хотя такого засранца и выкинуть могли. Хороших не вышибают, а этого — запросто!» — восторгалась могучей глоткой Антона
Внезапно увидела, как к его шапке потянулся алкаш. Чирий стоял, не шевелясь. Стоило ему влезть, вступиться, он выдал бы с головой и себя, и Антона.
Пацаненок слишком мал и не умел постоять за себя. Катька мигом сшибла пьянчугу и, отняв у него шапку с деньгами, рассовала их по карманам Антона мигом. Вытерла мокроту с лица и, сунув в руки кусок булки, сказала:
Ешь, бедолага! А то уже через уши говно попрет, никто не даст пожрать! Даже у тебя отнять решились! — хотела уйти, но не тут-то было. Антон намертво вцепился в руку девчонки.
Возьми к себе! Хочу с тобой!
Куда заберу? У самой никого нет! Не могу! — вырывала руку Катька, но Антон вцепился намертво.
Не пущу! Возьми к себе! Девчонка не ожидала такого поворота, стояла растерянная.
Забери, накорми, отмой его! Может, сыщешь его родителей!
Не бросай мальца! Не дай сдохнуть! — уговаривала толпа.
Вы рожаете, а я — расти его? — оглядела Катька собравшихся недобрым взглядом.
Да она и есть его сеструха! Гля, как он впился в нее! Просто башлять заставила! — вывернулся из-за спин все тот же алкаш.
А может, твой? С чего ж к шапке полез как в свой карман? Почему другие не посмели? На выпивон сшибал под мальца? — рявкнула Катька. Толпа загудела, взяла пьянчугу в кольцо.
Бог с вами! У меня и бабы отродясь не имелось. А уж гнидов и подавно, — пятился мужик от свирепеющей толпы.
Кто-то уже успел схватить его за душу, другой, не мешкая, подсадил фингал на глаз.
Расплодились, козлы вонючие! Напустили нищету на свет! А мы корми! — ревела толпа, требуя сдачи за свою доброту с пьянчуги.
Пацановская кодла тем временем чистила карманы, сумки, сумочки, мигом подхватывая все упавшее, слетевшее, отобранное.
Антошку выволокли из этой свалки, чтоб не затоптали ненароком в пыль. У драки нет зрения и добра, а в злобе случалось всякое.
Антон сидел на ступенях, ел булку. Не сводил глаз с Катьки. Та пообещала забрать его к себе, но велела собрать еще денег на жратву.
Я не уйду, но ты ори как раньше! Чем больше дадут, тем лучше, — сказала пацану. Но тот, потеряв ее из виду, закричал еще громче. Ведь Катька взяла у него все деньги. Антон подумал, что девчонка обманула, взвыл громче прежнего.
Антону в шапку летели деньги, пряники, конфеты. Один мужик, сжалившись, уронил палку колбасы. Поднять, забрать ее стало стыдно. Яблоки, апельсины и бананы уже лежали горкой. Мальчишка не успевал съедать, но, даже жуя, он орал без остановки. А потому подаяния сыпались щедро.
Тем временем Катька с Колькой выясняли свои права на Антона.
Отдай «бабки», Кошка! Это мой малец! — нагнал Чирий Катьку уже в мясном ряду.
Отвали! Те «бабки» алкаш спокойно бы увел, и ты не дернулся б! А мальца бери. Мне он без нужды! Своих сопляков полно, харчить не успеваю! А этот навар не получишь! Я его вырвала. Мой он!
У алкаша свое зубами вырвал бы! Вся кодла здесь пасется! Не слинял бы! Свое положил бы! Секешь, стерва, что с ним изобразили б! И ты не возникай. Вытряхивай навар шустрее!
Пошел в с раку! — рассвирепела Катька.
Только хотела уйти, Колька схватил за плечо:
Стой, стерва!
Что за базар? — услышали оба и, оглянувшись, увидели Пузыря. — Чего прикипелся к ней? — подошел Толик к Чирию.
Тот поспешно сдернул руку с Катькиного плеча и рассказал все.
Не возникай, Чирий! Тот алкаш из городских бомжей. Тряхни его, враз станешь западло всюду. Нас засветит любой, и навешают всех чертей! Дышать не дадут. Да и Антона у себя уже не приморим. Его деревенщина шмонает по городу. Сунутся к ментам, те враз его надыбают. К нам возникнут. Докажи потом, что он сам нарисовался. Скажут — сперли пацана, выкуп вымогали. Знаешь, что за это светит? Я не хочу в зону влипать. Отдай им Антошку скорее! И кайфово, если Катька это справит. Вякнет, будто на базаре нашла его!
Ну, уж хрен! Затырить надо! Он, гад, хоть и вонючий хорек, а набашлял кучеряво. Полную шапку! Вся кодла за день столько не насшибает! К тому ж, дарма не отдам. Приморю на недельку и «бабки» сниму за засранца! — не соглашался Колька.
Его на базаре застукать могут. И отнимут в наглую! Да еще вломят за говно! — уговаривал Пузырь.
Пусть Кошка у себя притырит. Слышь ты, падла, бери засранца! Таскай по разным местам. Пусть пашет этот хмырь на нас, но на навар доиться станешь! Пополам! Доперла? Пока его не надыбают! — предложил Чирий и добавил: — Пока мальца найдут, время пройдет. А нам — подсос…
Антошка бежал за Катькой, пыхтя. В одной руке кусок колбасы, в другой — половина батона. Свора голодных бездомных собак скакала за ним по пятам, скуля и лая, выпрашивали жратву, но Антошка никогда не отличался щедростью. Он чувствовал лишь собственное пузо и любил лишь себя.
