— Дай адрес! — потребовал Юрий.
И Динка нехотя процедила сквозь зубы номер телефона. Тут же отвернулась, потеряв всякий интерес к Юрию. Тот пошел к автоматам, загадав, если Катька окажется дома, значит все по судьбе.
Трубку подняла Антонина:
— Катю? Сейчас позову! Подождите немного! — пошла за девкой.
И, разбудив, велела подойти к телефону.
Катька спросонок не могла понять, кто решил разбудить, кому она потребовалась в такую рань, кто не сумел дотерпеть до темноты.
— Катя! Это я! Юрий! Ты еще не забыла меня?
— Чего ты хочешь? — не успела проснуться девка.
— Увидеться надо!
— Не могу!
— Почему? — удивился человек.
— Заболела. На три дня. Придется отложить встречу на это время.
— Да мне поговорить с тобой надо! Не для постели зову!
— Об чем речь пойдет? Я дарма не возникаю! А и башлять не за что!
— Катя! Опомнись! Неужель все забыла?
— Не посеяла! Только не врублюсь, на что я тебе?
— Когда прийти сможешь?
— В гостиницу?
— Давай! Через час жду! — повесил трубку.
А через час Катьку в вестибюле задержала милиция. Убедившись, что та не проживает в гостинице, не найдя при ней никаких документов, Катьку тут же отправили в отдел, не желая выслушать, что ее ждут, она пришла по приглашению.
— Таких приглашенных теперь, как блох у собаки развелось! Мало вам ночи, среди дня возникать стали, не успеваем отлавливать. Нашли промысловое место, заработать пришла, твою мать?!
— втолкнули в дежурку на скамью и прыщавый сержант влепил девке крутую пощечину, пригрозил запереть в камере до конца жизни.
— Наверно, это она облапошила того жильца с седьмого этажа? Все башли увела, когда бухой вырубился! Ведь вот сумела мимо швейцара проскочить незаметно! Мы ее у лифта припутали, сучку!
— добавил второй оперативник.
— Сами кобели вонючие! — не сдержалась Катька.
И тут же получила пару увесистых оплеух. Взвыла, закричала на все отделение, грозя утопить всю милицию в жалобах.
Оперативники рассмеялись:
— Жаловаться на нас? Ха-ха-ха! Кому? Ты что? Мозги посеяла? Иль забыла где канаешь, канарейка? Да мы кого хошь живьем уро- ем! Вместе с жалобами! Пикнуть не успеешь, прощелыга недоноше- ная! Нет бы навар выложить, упросила, чтоб отпустили добром, она еще клыки выставила, курва! — рванул Катьку из куртки прыщавый сержант.
Но та успела поддать его ногой в пах.
— Лягавый пидер! Мусор вонючий! Козел облезлый! — завопила так, что стекла в окнах дрогнули.
Сержант не в силах продохнуть, скрутился в штопор, упал, скрипя зубами на пол. Второй оперативник хотел оглушить, ударить Катьку стулом по голове. Та успела отскочить, схватив со стола тяжелый бюст Дзержинского, замахнулась коротко, угодила в висок. И, не оглядываясь на упавшего, пулей вылетела из милиции, помчалась домой без оглядки.
Какая там гостиница? Юрия забыла. Села в первое такси и перестала дрожать, лишь оказавшись в доме Серафимы. Щеки девки горели.
— А о тебе уже спрашивали! — встретила ее старуха, и Катька впервые за все время рассказала ей о случившемся.
— Может, он сам на меня ментов навел, чтобы отнять деньги?
— предположила девка.
— Нет, Катюха! Если б так, выкинул бы из номера, не уплатив ни копейки. И ничего ты ему не сделала б! Это точно! — убеждала Антонина.
— Они спрашивали тебя, куда шла?
— Нет! Я им говорила, да лягавые слушать не хотели! Сгребли враз! А в ментовке по морде надавали! — жаловалась Катька.
— Погоди! Сейчас найдем твоего Юрия! — взялась Антонина за телефонный справочник и, найдя в списке названный Катькой номер, в каком остановился Юрий, предложила позвонить.
— Зачем? — отскочила та от телефона в испуге.
— Объясни случившееся человеку!
— Я больше не пойду туда. Менты будут пасти, поймают, убьют насмерть!
— Не обязательно вам в гостинице видеться. В городе полно других мест. В любом сквере, кинотеатре, в кафе, даже на вокзале переговорить сможете, было б желание…
— О чем? Зачем я ему нужна? Только для постели. А и это — в отсрочке на три дня!
— Но ведь он звал! Говоришь, что не пацан, взрослый мужик. Может, с серьезными намерениями. Может, и ему надоело одному на свете жить. Глядишь, тебе повезет! — выдохнула Антонина, позавидовав в глубине души Катькиной молодости, возможности устроить свою судьбу. Сама она об этом уже и не мечтала.
— Боюсь я этого, не верю никому! А что как потом бить да попрекать станет, обзывать будет и позорить перед всеми. Себя благодетелем выставлять, вроде я ему теперь пятки лизать должна, что из-под забора поднял. Все они такие! — хлюпала Катька.
— Дура ты, набитая! Вон я девкой отдалась, любила больше жизни, сына родила! Ну и что? Чего все это стоило? Он ни на что внимания не обратил. Исчез, уехал, как в воде растворился. Ничто не удержало! А скольких баб с детьми бросают? И хороших хозяек, и верных жен! Знать оттого, что не боялись потерять, не дорожили, не дрожали за них. Все оттого, что прочный дом забот не требует. А шаткий да ветхий всегда в хозяйских руках нуждается да в заботе, — выдала Антонина наболевшее. — Хлипкий дом от первого ветра рухнет. И самого хозяина раздавит. А кому охота под обломками подыхать? Так и с бабами поступают! Чем она сильнее любит, тем ненадежней мужики. И наоборот, чем меньше мужик уверен в жене, тем больше о ней заботится. Боится остаться покинутым, осмеянным. Вот и держатся за ветрогонок навроде тебя! А ведь, скажи по совести, что в тебе есть такого, чтоб за тебя держаться? Лишь то, что отвернувшись от него, тут же другого сыщешь. Прежнего забу
дешь вмиг. А ведь не все способны на такое. Не все забывчивы. Но дорожат нынче не верными, а теми, кто меняет мужиков чаще, чем нижнее белье! — начала заводиться Антонина.
— Ты с сыном и матерью спокойно живешь, тебя не ловят лягавые по всем углам, не колотят мужики-сутенеры, не окружают в метро малолетние потаскушки! Ты — хозяйка в доме и любую из нас можешь среди ночи выкинуть на улицу. И мужика, если не по кайфу придется! Ты ни одному не стирала, не готовила! Встречалась со своим на стороне. Да и то недолго! А мы всякого навиделись! Иной клиент такой попадется, что свои все до копейки рада отдать, только бы от него поскорее отвязаться. Мало, что измочалит вдрызг, еще отлупит. А все потому, как не угодила. Не так легла, не так стала, медлительна иль слишком шустра, плохо и мало ласкала! А сам — говно, сморчок, чинарик! И молчишь! Потому что знаешь: он не постоянный! Уйдешь и забудешь его! С чего, за что таких помнить? — горячилась Катька.
— Телефон звонит! Кончайте спорить! Тоня, подойди! — вмешалась Серафима.
