— Да что ты несешь? Мои сыновья к воровству непричастны! Может, накол давали? Может, на стреме? Воровал ваш. У моих такого в крови нет!
— Антон тоже не в малине родился! Не мой сын! Чего подначиваешь? Твоих засекли! Ты и разбирайся! — вскипел Егор.
— Да! Но на твоем чердаке! — напомнил участковый.
— Тогда, где они?
— Кто ждать будет? Ушли! Теперь уж и не знаю, где искать! Какую ночь не спят дома! Со счету сбился! Всюду их искал. До утра не
спал, ждал в их комнате. Не появились. Всю Москву исколесил за эти три дня. Нигде! Даже в моргах отметился. А сегодня тот же дворник сказал, что снова видел их, как они залезали на твой чердак.
— Ищи! Там открыто!
— Ты лестницу на ночь не убираешь? — поинтересовался Вагин.
— Зачем? — удивился Егор.
— Смелый ты человек! По нынешним временам никто не оставляет чердак открытым! Мало ли что может случиться?
— Скажу Антонине, закроет его!
— Нет. Не сегодня. Нынче дай мне побыть там до утра. Авось всех разом накрою!
— Ты что? Решил ловушку устроить на моем чердаке?
— От того и тебе, и мне спокойнее будет, если поймаю!
Егор согласно кивнул, решив предупредить домашних о предстоящей засаде. Антонина, не выдержав, рассказала Лидии. Та отмахнулась, мол, если бы Антон был в Москве, давно бы постарался встретиться с нею, хотя бы на минутку.
Егор повторил свое условие, чтобы в конце этого месяца подыскала себе другое жилье. Баба молча кивнула в ответ. Ушла в свою комнату. Долго сидела у окна, задумчивая, тихая. А утром, когда все еще спали, ушла, не сказав никому ни слова…
Участковый тоже не зашел. Видно, зря проторчал всю ночь на чердаке. И, не поймав ни своих, ни чужих, трусцой заспешил со двора на работу. Там ему закатила громкий скандал жена, узнав, где ночевал. Беспокоясь о муже, пришла на работу, чтобы узнать, где ее благоверный пропадал всю ночь? Когда услышала, не поверила в сказку о чердаке, исцарапала все лицо ногтями, крича, что и он не миновал притона, а сыновьями только прикрывается.
— Они дома ночевали! Сама их утром завтраком кормила! Дети как дети! Не позорь их, коли сам сволочь и кобель! — орала баба, на щадя мужа. И колотила его так, что в дежурной части было слышно.
Вагин, услышав, что сыновья ночевали дома, дара речи лишился от радости. А жена, приняв радостную улыбку за насмешку над нею, вошла в раж. Ее едва оттащили от Вагина два дюжих сержанта.
Откуда было знать участковому, как посмеется над ним судьба? Ведь сыновья знали его куда лучше, чем он предполагал. Привычки отца они знали с детства. И, не увидев на крыльце его сапоги, поняли, нет дома. Коль в кабинете Вагина не горел свет и домой он не пришел, значит, в гостях или у баб застрял. Вернется пьяный вдрызг. Ему не до них будет. Можно дома отоспаться в эту ночь. А утром уйти, пока отец будет спать. Но тот не пришел. И сыновья, сказав матери, что пойдут искать его, ушли из дома.
Антошка не случайно отпустил их навестить родителей, сказав, что при случае пусть стерпят мордобой, но не доводят до того, чтобы участковый поставил на уши весь город, разыскивая своих ребят.
— Шабаш! Дня два-три проканаем тихо. Без шухера! Узнаем, что менты задумали против нас? Чем они дышат? А уж потом снова собьемся в кодлу!
Разделил поровну на всех деньги, курево, шоколад. Отпустил домой и чувиху, какая вне себя от радости переоделась во все новое в первом же магазине. Запомнив, где и когда все они должны встретиться через три дня, компания разошлась очень скоро.
Никто из подростков ничего не заподозрил. Так уже случалось не раз, когда Антон вдруг ни с чего велел всем разбегаться на время.
Надо уметь вовремя остановиться! — не мог мальчишка забыть сказанное Егором. Эти слова он не раз слышал и в Одессе. Тогда они не имели к нему никакого отношения.
Антону нестерпимо захотелось побыть наедине с самим собой, разобраться во всем, подумать. Раньше он делился своими сомнениями с матерью. Но теперь рассказать ей обо всем он не решался. Егор — ворюга! Он поймет. И не заложит. А мать — женщина! Зачем ей лишние горести?
Антон сидел в сквере на облупившейся от дождей скамье и курил. Он не хотел никого видеть, потому смотрел под ноги, на серый, мокрый песок. Мимо шли люди. Никто из них даже не оглянулся на Антошку. И мальчишка понимал, что никому он здесь не нужен.
В мусорной урне, совсем рядом с ним, копалась полуслепая старуха. От нее пахло гнилью, сыростью. На руке болталась грязная, залатанная сумка. Бабка не обращала внимания на Антона. Устав от бесплодных поисков, присела отдохнуть. Поняла, что и тут ее опередили не только бездомные собаки, тихо всхлипнула. Антон от неожиданности подскочил.
— Прости, внучок! Испугала? — извинилась бабка. И мальчишке стало стыдно за собственный страх. — Вот! Пропитание добываю себе и своим! Тяжко нынче кормиться стало! Помереть бы! А и этой радостью Бог обходит! — пожаловалась кротко.
— Видно, тоже никому не нужна! — отозвался Антошка равнодушно.
— Нет, внучонок! Я очень нужна своим. Они без меня совсем пропадут! — не согласилась бабка. — Я не от сиротства, от нужды мучаюсь.
— А те, кто с вами, почему не помогут? — удивился Антошка.
— Мала еще. Вот подрастет моя Анька, тогда легше будет. Дал бы Бог успеть мне ее на ноги поставить.
— Анька ваша внучка?
— Да, голубчик! Ей лишь четыре зимы. Больная она. Вот и сидит дома.
— А сыновья, дочки где?
— Разбежались они! Порасходились. Теперь по свету мотаются. Зацепиться нигде не могут. Это если одуванчик видел, небось приметил семена с пушинками, покуда в цветке держатся, все красивые и сильные. Когда ветер их сорвет, враз неприметными и слабыми становятся. И носит их по свету, как бездомных. Никому они не нужны. Коль потеряли, покинули родителя, свою землю, чужие не примут, не поверят и не пожалеют, — пожевала бабка губами.
— Так ведь ветер виноват! — не согласился Антошка.
— Ветер — это невзгоды человечьи. Их надо уметь пережить. В кучке, семьей все легше, когда от дома не отрываются, не ищут легкой жизни. Она теперь повсюду одинакова. Порозь только погибнуть можно. Выживают, когда друг за дружку держатся. Как я за Аннушку. Оттого живем как-то…
— Сами говорите, что помереть хотели.
— Я б с радостью ушла! Да Аньке одной оставаться нельзя. За- гинет вовсе.
— А разве нет у нее матери или отца? Пусть к себе возьмут.
— Сердце у них холодное. А дитю тепло надо сердешное. Вон мать ее приезжала месяца три назад. Конфетами, шоколадками обсыпала всю. Да разве это дитенку надо? На руки не взяла! Не обняла, не приветила, как гостья нагрянула. Побыла три дня и умоталась. Аннушка не успела ее запомнить. Такие они нынче родители. Ни теплины, ни радости подарить не могут. Одно званье.
