— Вслед проклял! Уехал в карете в деревню, даже не оглянувшись. Аринушка постриглась в послушницы и обрела покой в Господе.
— А Иванушка как?
— В ту пору война шла с пруссаками. Иван на ней шибко отличился перед государем и тот пожаловал ему окромя Георгия две деревни. И содержание от казны до самой смертушки. К тому времени наш барин совсем спился. Стал в карты на деньги играть. Спустил Солнцевку, Загорское. От него не то что соседи-баре, свои дети отворотились навовсе, как от чумы. Деревенский люд им требовал. Будто проклятье, какое вслед Арине послал, самого настигло. Кто- то с сердобольных иногда подкармливал его, давал ночлег. Но…
Тут же с этим благодетелем беды приключались. Выходило, не всякая милость — впрок. И выгоняли бывшего барина за ворота даже из богодельни. Скитался он бездомным псом годов пять. Навовсе испаскудился и вид человеческий потерял. А на шестом году верта- ется Иванушка хозяином Солнцевки, Георгиевским кавалером, видит в канаве мужик валяется. Повелел вознице остановить коней. Узнать, кто это из солнцевских мужиков так набрался? Глядь, а это бывший барин. Лежит, лыка не вяжет. Иванушка повелел его уложить в бричку и привез окаянного в деревню. Повелел отмыть, от вошей сбавить, в одежу новую одеть, накормить. И когда все справили, сказал привесть его перед глаза нового барина. Так и сполни- ли. Усадили супротив. Иванушка за те годы, что минули, лишь в плечах раздался и ростом выше стал. Ну чисто Еруслан! Богатырь
— не молодец! Он и спрашивает бывшего барина: "Что приключилось с тобой, что позабыл про кровя и породу свою?! Отчего худче анчихриста сделался, по канавам и обочинам живешь? Пошто лишился всего в свете? Ить за свое звание дочь в монастырь согнал, меня в рекруты. Думал, загину, не ворочусь вживе? Я вот, хочь и в холопах родился, барином сделался! Не пропал на службе у государя! Верой и правдой ему служил. Как и тебе! Только он приметил и наградил, а ты… Смерти моей хотел! Ан жив я! Вот только едино горе — матушка меня не дождалась. Померла в одиночестве с горя." "Прости меня, Ваня! За все горести не поминай лихом. Уж и так я наказан самим Господом! За то, что плохим родителем был. Все отнято у меня! Все меж пальцев упустил. И что толку в бывшем званьи моем? Подзаборным псом издохну где-нибудь! Об одном тебя молю! Когда помру, пусть схоронят меня рядом с женой! На семейном погосте! Где все мои! Чтоб не лечь мне рядом с бродягами, как безродному! И если жива моя Аринушка, да благословит вас Бог, прощенья у ней хочу вымолить. За все прошлое."
— Очухался, змей! — выдохнула Фроська, предвкушая счастливый финал.
— На другой день Иванушка в монастырь отправился за своею невестой. С тех пор, как разлучил их родитель, много годков утекло. Постучал он в ворота монастырские, попросился к игуменье. Та Георгиевского кавалера с радостью приняла. Обсказал ей наш богатырь, зачем сюда пожаловал. Та, слушая, печальной сделалась. Позвала послушницу, велела ей принести письмо. Та мигом сполнила. Игуменья передала его в руки Иванушки. "А где Аринушка?" — не понял молодец-"Прочти письмо! В нем все! Все ответы имеются. На каждый вопрос. Арина в прошлую зиму к Господу ушла. А перед тем это письмо написала. И просила, коли кто-нибудь о ней вспомянет и придет навестить, передать письмецо всем, кому оно назначено. Мы ее просьбу выполнили. Хорошая была монахиня. Кроткая, добрая! Такие у Господа в раю живут! Царствие ей небесное! Хорошей женой была бы она! Но не судьба! Может, ей больше всех повезло!.." Воротился Иванушка в Солнцевку опечаленный. Порешил письмо невесты вместе с ее отцом прочесть. Ить неграмотный был. А барин, знамо дело, даже по-заграничному брехал востро. Вот так-то, воротившись в Солнцевку уже под вечер, повелел привести Арининого родителя. Ему в руки дал письмо Иванушка, просил прочесть, не сказав, от кого оно и кому назначено. Барин тож недо- кумекал. И начал читать: "Это письмо к вам, живым, попадет, когда меня средь вас уже не будет! Я покину этот мир, простив всех, и моля прощения у каждого, кого обидела! Прости меня, папенька, что ослушалась, не подчинилась твоей воле и предпочла подневольному замужеству — монастырь. Тут я была счастлива средь монахинь, заменивших мне семью. Я молила Бога о прощеньи для тебя и каялась в своих грехах. Я знаю, огорчила тебя! Но на целом свете никто не любил и не дорожил тобою больше меня! Я — перед Господом! И не лгу тебе! Ты был мне и отцом, и матерью, другом и советчиком, самым лучшим не земле. Но ты не любил меня! Я это поняла уже в церкви, когда отрекался и проклял! Любимых не клянут! Дети даются родителям не для выгоды, а в радость, в опеку при старости! Ты предпочел свою выгоду. Не думал о будущем! Я не упрекаю! Боже упаси от греха! Но скажи, отец мой, кто любил тебя в эти годы? Неужели ни разу не вспомнил, не пожалел о содеянном? Я просила Господа спасти и сохранить тебя. Все горькое позади! Не обессудь за напоминание! Это лишь слабый отголосок прошлого, которого уже нет. Как нет и меня! Я думаю, когда нам доведется встретиться, мы будем рады тому счастью вновь обрести друг друга, чтобы никогда не разлучаться и жить, греясь душевным пониманием и теплом друг друга. Я и теперь бесконечно люблю тебя. И не сердись, не менее люблю Иванушку! Его образ всегда со мной. В горестях и в радостях просила Господа уберечь любимого от лихой смерти, от горя и бед! Он жил моей мечтой и счастьем, моею радостью и смехом! Я, не задумываясь, загородила бы его собою на войне. Спасибо ему, что он был в моей жизни. Я любила его всегда и ухожу из мира с любовью к нему! Уж если суждено будет мне родиться вновь, я хотела бы хоть в следующей жизни стать его женой, коль в этой не повезло! Я была счастлива, покуда была любима! И, уходя, прошу: Господи, умножь, убереги на земле любовь!
По щекам Фроськи текли слезы.
— А что дальше? — обидчиво затеребила умолкшую бабку.
— Что дале? Прочел барин письмо! Как-то просиял весь. Улыбнулся. И молвил: "Теперь можно помереть, простила дочь!" С этими словами и отошел. Врачи сказывали, не перенес он прочтенного. Паралик его ударил. Так и помер в кресле. Доказал, что кровями все ж остался в баринах. Вот и поспешил за Аринушкой, чтоб та долго не ждала.
— А Иван как?
— Он с деревни уехал на службу к государю. Не схотел в Солн- цевке остаться. Память допекала. Сказывали видевшие его, навроде в большие чины выбился. Но… Погиб на войне с турками. За свое Отечество. А может, искал у жизни смерти. Иль нет в ей проку, когда в сердце могильный холод и нет любви ни к кому… Вот тут-то и вспомнится, как молилась девица Господу за любовь на земле. У кого ее нет, тот не живет в свете…
— Спасибо, бабуль, — тихо проговорила Фроська, задумавшись о чем-то своем.
Она еще долго сидела у окна, отвернувшись, молча. Вытирала со щек стыдые слезы. То ли Арину жалела, то ли себя…
Перед Пасхой Фроська вместе с бабкой истопили баньку.
— Вот и попарюсь напослед! Потри мне спину хорошенько. Вдругорядь не доведется. А и на что лишняя морока? Вот так и положишь меня. Черный сарафан надень, да голубую кофту, какую я сама вышила. Платок кашемировый не надо. Простым подвяжешь. И новые обувки без нужды. Мои старые, что любила, сандали, их надень. Иначе выкинешь или сожгешь…
